Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры
Шрифт:
Между тем не менее эффективно схожее «переворачивание» исторической последовательности семантически растворено в информационном и иконографическом присутствии в культуре сталинизма образов всегда взрослого Сталина и маленького Володи Ульянова. Даже в тех редких случаях, когда Сталин изображается юношей, — его облик и поведение подразумевает иные, нежели в случае с Лениным, принципиально «серьезные» и «неигровые» коннотации [739] . Скудность публиковавшихся при жизни Сталина сведений о его детстве обнаруживает при этом и собственно «авторское» волеизъявление: известно, что в 1938 году Сталин пресек намерение издательства «Детская литература» опубликовать книгу для детей, в которой (на манер уже изданных книг о Володе Ульянове) рассказывались бы поучительные истории из его детства. В 1940 году та же участь постигла издание на русском языке книжки Константина Гамсахурдиа «Детство вождя» (вышедшей к тому времени на грузинском языке в Тбилиси и уже доведенную до верстки в Гослитиздате [740] ).
739
См., например: Титвинидзе М. Как учился товарищ Сталин // Пионерская правда. 1936. № 3(119); Ивантер Б. На родине Сталина // Пионер. 1938. № 1. С. 12–13.
740
Большая
В своем письме в издательство «Детская литература» Сталин объяснял свое решение тем, что книга панегирических рассказов о его детстве может способствовать развитию «культа личностей» и препятствовать большевистскому взгляду на историю, в которой не «герои делают народ», но «народ делает героев» [741] . По контрасту с возвеличиванием героев-творцов народа (свойственным, как писал Сталин в том же письме, эсерам), «ответственность» за историю в его собственном случае передоверялась «народу», — тогда как пример того же Ленина (на фоне уже выпущенных книжек о его детстве) парадоксальным образом свидетельствовал об обратном. Если «Сталина создал народ», то Ленин — при всем своем величии — таким созданием не являлся. Будучи моложе Ленина биографически, Сталин оказывался, так сказать, его «историософически» старше: в то время как жизнь Сталина обязывала прозревать за ним «объективную» историю самого (советского) «народа», биография Ленина — не более чем события, хотя и имеющие отношение к истории революции и Страны Советов, но не исключающие поучительных или извинительных случайностей «частной» жизни.
741
Сталин И. В. Соч. Т. 1 (XIV). 1934–1940 / Ed. R. H. McNeal. Stanford: The Hoover Institution on War, Revolution, and Peace, 1967. P. 273, 274. Письмо Сталина впервые было опубликовано в год (и уже после) его смерти в ноябрьском номере «Вопросы истории» за 1953 год.
Написанная к 60-летию Сталина и опубликованная по-грузински и по-русски поэтическая эпопея Георгия Леонидзе «Детство и отрочество вождя» (удостоенная в 1941 году Сталинской премии второй степени) может считаться на этом фоне исключением, подчеркивающим общее правило: личное и индивидуальное в изображении Сталина подчинено эпически эпохальному. Сталин-ребенок — это тот, кто
Хочет кликнуть клич он грозный, Хочет море вспенить бурей!Это тот, кто
Впереди же поющих всех, Он, сверкая лицом идет. Это песня или боя клич? Это ветер или бури взлет? —но не тот, кто играет, шалит и веселится [742] .
Случай с разбитым графином или съеденными яблочными очистками трудно представим в жизнеописании Сталина, — хотя бы потому, что в глазах его современников ему приходилось решать вопросы, серьезность которых демонстрировалась не мифологическим прошлым, но идеологическим настоящим — трудностями коллективизации, задачами промышленного строительства, происками «врагов народа» и угрозой войны. Примеры визуального соприсутствия Сталина и Ленина-ребенка кажутся при этом значимыми именно в плане политической теологии, выстраивающей властную иерархию не от прошлого к настоящему, а от настоящего к прошлому.
742
Леонидзе Г. Сталин. Эпопея. Кн. 1: Детство и отрочество. М.: Военное изд-во Мин-ва Вооруженных сил Союза ССР, 1949. Первоначально на русском языке были опубликованы отдельные главы из поэмы (Дружба народов. 1940. Кн. 4 (март); Новый мир. 1941. № 2. С. 5). На русский язык поэма была переведена Николаем Тихоновым. Борис Пастернак, которому ранее было сделано предложение перевести поэму Леонидзе, от этого предложения уклонился (Пастернак Е. Б. Борис Пастернак. Биография //. Об особенностях сталинской иконографии в литературе см. сводку образцовых примеров в: Черемнин Г. С. Образ И. В. Сталина в советской художественной литературе. М., 1950. Исследование на эту тему: Marsh R. J. Images of Dictatorship: Portraits of Stalin in Literature. London; New York, 1989.
Идеологическое встраивание образа Ленина в политико-теологический контекст позднего сталинизма выражается также в известной подчиненности самого этого образа его педагогическому использованию. Советский школьник с ранних лет призывался к тому, чтобы «быть как Ленин». В равнении на маленького Володю советские школьники в определенном смысле уравнивались с ним: то, что они знали о Ленине-ребенке, делало его эталоном для подражания, но не превращало его в недосягаемый идеал, воплощенный Сталиным. Хорошим примером этой закономерности может служить некогда известное стихотворение Сергея Михалкова «В музее у Ленина» (1950), где галопирующий и едва ли не авантюрный рассказ о детстве, взрослении и превращении маленького Володи в вождя революции (с упоминанием читанных им книжек, похвального гимназического листа, посещения тайных сходок, полицейской слежки, ссылки в Сибирь, скрывания в шалаше, штурма Зимнего, ночной работы в Кремле) завершается умиротворяющим появлением Сталина, советами которого он благодарно пользуется:
Крестьяне из далеких сел Сюда за правдой шли, Садились с Лениным за стол, Беседу с ним вели. И здесь со Сталиным не раз Советовался он… Весь кабинет его сейчас В музей перенесен. Вот фотографии висят, Мы снимок узнаем, — На нем товарищ Ленин снят Со Сталиным вдвоем. Они стоят плечом к плечу. У них спокойный вид. И Сталин что-то Ильичу С улыбкой говорит.Образ Сталина, улыбчиво разговаривающего с Ильичем, легко напоминал в данном случае о многократно растиражированных изображениях Сталина с детьми и вместе с тем о столь же улыбчиво разговаривающем с детьми Ленине (например, на написанной в том же 1950 году, что и стихотворение Михалкова, картине А. Г. Варламова «В. И. Ленин с детворой»). Замечательно и то, что воображаемый «разговор» Сталина с Лениным (и — в свою очередь — Сталина с детьми) завершался у Михалкова клятвой детей-пионеров «жить как Ленин» и так же, как Ленин, служить Родине, Партии, а значит — и Сталину:
Клянемся так на свете жить, КакО той же дидактике, «уравнивающей» Ленина в детстве и советскую детвору, можно, в частности, судить по фильму «Алеша Птицын вырабатывает характер» (реж. Анатолий Граник, сцен. Агнии Барто), вышедшему на экраны страны в 1953 году — в год смерти Сталина. В этом забавном фильме, рассказывающем о самовоспитании ученика третьего класса Алеши (в исп. В. Каргопольцева), есть занятная сцена, изображающая урок чтения в школе, который проводит студентка-практикантка Ольга Васильевна (актриса Р. И. Макагонова). Обсуждается рассказ «Первый ученик» про Володю Ульянова:
743
Михалков С. Соч.: В 2 т. М., 1954. Т. 1. С. 106. Со второй половины 1950-х годов из этого стихотворения (как, впрочем, и других его произведений) упоминание о Сталине бесследно исчезает (см., например: Михалков С. Собр. соч.: В 4 т. М., 1963. Т. 1. С. 230–232; Михалков С. Собр. соч.: В 3 т. Л., 1970. Т. 1. С. 292–293, и др.): Ленин отныне ни с кем не советуется.
Учительница. Ребята, а кто еще скажет, какой характер был у школьника Володи Ульянова. Скажи ты…
Первый мальчик. Володя Ульянов был смелый, он везде смело держался. У него всегда был смелый характер.
Учительница. Это верно. Но только не повторяй одно и то же слово. Наш язык очень богат, и в нем можно найти другие слова, имеющие то же значение. Ну например, храбрый, отважный, бесстрашный. Понятно?
Первый мальчик. Володя Ульянов был смелый, отважный, бесстрашный.
Учительница. Кто еще скажет? Ты скажи.
Второй мальчик. Володя Ульянов был настойчив в работе. Он был заботливый и хотел, чтобы у рабочих была хорошая жизнь.
Учительница. Хорошо. Ты скажи.
Третий мальчик. Он уплывал далеко!
Учительница. Ты не закончил свою мысль. Найди это место в книге и прочти нам.
Третий мальчик. Он уплывал далеко на середину реки, иногда страшно было, как бы не унесло. А он крепкий был! Выплывал!
Учительница. Хорошо!
Алеша Птицын. Володя Ульянов сразу был самостоятельный. Ему сестра не напоминала вовремя учить уроки. Он сам шел. Да?
Учительница. Конечно. Володя очень строго относился к себе. Вот поэтому он выработал такую исключительную работоспособность, когда стал взрослым.
Узнаваемость и повторяемость такой дидактики контрастирует с отсутствием педагогических призывов к тому, чтобы «быть как Сталин». Сколь бы часто Сталин ни изображался вместе с детьми, он — в отличие от Ленина — навсегда остался для них символическим отцом, но никогда не стал для них сверстником [744] .
Смерть Сталина и последовавшие за ней дискуссии об «искренности в литературе» (в 1955 году верный сталинистским идеалам Всеволод Кочетов негодующе писал, что «густо пахнущее троцкизмом рассуждение об „искренности“ в литературе» «успело поспособствовать рождению нового косяка мещанской литературы») [745] стали стимулом к оживлению в области детской и «взрослой» ленинианы [746] . В 1956 году — в год XX съезда КПСС и публикации постановления ЦК КПСС (от 30 июня) «О преодолении культа личности и его последствий» — следующим Постановлением ЦК (от 11 октября) было отменено давнее Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) 1938 года о романе Мариэтты Шагинян и порядке издания произведений о В. И. Ленине, ослабившее цензурные ограничения на ленинскую тематику [747] . В 1957–1958 годах советские читатели получили сразу три издания романа Шагинян, а также подготовленный ею биографический очерк «Предки Ленина с отцовской стороны (Наброски к биографии)» [748] . Произведения Шагинян не были ориентированы непосредственно на детей (хотя позднее и изучались в старших классах школы) [749] , но в существенной степени способствовали интересу широкого круга читателей к семейной биографии Ленина (в частности, теме его этнического происхождения) и его роли в истории партии [750] .
744
Kelly С. Riding the magic Carpet: Children and Leader Cult in the Stalin Era // Slavic and East European Journal. 2005. Vol. 49. № 2. P. 199–224; Kelly C. Children’s World. Growing Up in Russia, 1890–1991. New Haven; London: Yale UP, 2007. P. 93–108.
745
Кочетов Вс. Главное направление // Труд. 1955. 20 мая. Занятно, что статья Кочетова перепечатывалась и позднее; в частности в сборнике: Кочетов Вс. Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма. М., 1979. С. 18.
746
Лениниана: Библиография произведений В. И. Ленина и литературы о нем. 1956–1967. Т. 1–3. М., 1971–1976.
747
О порядке издания произведений о В. И. Ленине: Постановление ЦК КПСС 11 октября 1956 г. // Справочник партийного работника. М., 1957. С. 364.
748
Шагинян М. Семья Ульяновых // Нева. 1957. № 8. С. 3–69; Шагинян М. Семья Ульяновых. М.: Молодая гвардия, 1958 (два издания); Шагинян М. Предки Ленина с отцовской стороны (Наброски к биографии) // Астрахань: Литературно-художественный сборник. Астрахань, 1958. С. 91–112.
749
Щедрина Н. М. Лениниана Мариэтты Шагинян: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1984.
750
В отличие от первого издания, где говорилось, что дед Ленина АД. Бланк по национальности был украинец (Шагинян М. С. Билет по истории (Кн. 1-я: Семья Ульяновых) // Красная новь. М., 1938. № 1. С. 21; Шагинян М. Билет по истории. М., 1938. С. 28), в новых изданиях национальность Бланка не указывалась, но в сборнике работ Шагинян о Ленине, изданном в 1959 году, читатель мог прочитать об известном ей документе, удостоверяющем, «что отец Анны Алексеевны (матери И. Н. Ульянова) — крещеный калмык» (Шагинян М. С. Семья Ульяновых: Очерки. Статьи. Воспоминания. М., 1959. С. 683).