Запах разума
Шрифт:
– Мужики, - сказал Денис жалобно, - как вы думаете, хищников тут нет?
– К костру не пойдут, - отрезал Виктор непререкаемым тоном, по которому я безошибочно определил, что ему тоже страшно.
Сергей вытащил нож и стал стругать им палочку. Я подумал, что он комфортнее себя чувствует с ножом в руках, и даже заточенная палочка создаёт некую ауру защищённости. Дубина, лежащая рядом с ним, выглядела скорее орудием психотерапии, чем настоящим оружием.
Мне же мучительно не хватало стен. У меня начался приступ агорафобии, доходящий до панической атаки. Меня бы устроила даже палатка - лишь бы не видеть этого бездонного чужого неба с двумя лунами, большой - бледной, белёсой, и маленькой - мутно-красной. Я ощущал спиной всё громадное пространство, заросшее чужим лесом, и спину жгло, как от сотен недобрых взглядов.
Луны пугали меня больше, чем любой хищник. Похоже, Виктора тоже. Он смотрел на небо, и кожа на его скуле дёргалась от мелкого тика.
– Ребята, - сказал я, - наверное, хорошо бы поспать... кто-нибудь подежурил бы... могу начать я.
– Мне не хочется нихрена, - тут же отозвался Сергей.
– Живот крутит опять, хрен заснёшь, ёлки...
Денис ёрзнул, вздохнул.
– Надо бы это... щас приду, в общем.
Он уже начал подниматься, как вдруг долгий стон, мучительный и совершенно нечеловеческий, возник где-то за деревьями на том берегу, проплыл над рекой и затих.
И все замерли.
Денис снова сел между мной и Сергеем.
– Тьфу, ёпт, - пробормотал Виктор.
– Птица, наверное. В смысле, эта... летающая. Сука...
Мне снова срочно понадобились стены. Я подбросил в огонь толстую кривую корягу, но дрожащие отсветы пламени делали мрак ещё более непроницаемым. Смесь паники с тоской была нестерпима, как сильная боль.
Но тут снова накатило микроясновидение. Когда Калюжный приподнялся, вытянулся и сказал: "Мужики, огонёк!" - я уже знал, что он это скажет.
Испытатель N6
Честно говоря, хреновато мне было.
От слова "совсем".
И рвать не рвёт, но мутит. Когда подкатит - остановишься на минутку, подышишь - вроде, отпускает. Ну и стараешься держать себя в форме - не годится салагам думать, что я тут расклеился, как Багров. С чего худо, не понимаю. Вроде ягод этих гадских съел самую малость.
А живот болел - сил нет. И крутило, и резало - как ножом... То отпустит, то снова. Спасибо, Разумовский эту штуку с углем придумал: вроде слегка полегчало. Но когда начало темнеть, холодно стало - прямо уши к башке примерзают, шерсть на всём организме встаёт дыбом.
И противно, когда к шкуре что-то прикасается, даже одежда. Ползут такие колючие мурашки. И ломит везде, будто накануне вагон кирпича на горбу перетаскал.
А тут ещё наступает ночь, долбись она конём - и мы все наблюдаем две луны. И Калюжный, расперемать его, сучёнок, делает бровки домиком, спрашивает:
– А чё, Витёк, в Индии всегда две луны, да?
И Разумовский с улыбочкой говорит:
– Сейчас Витя скажет, чтобы мы не совались с комментариями, потому что не астрономы, - и Багров, кулацкий подпевала, хихикает.
Засранцы... и без них тошно.
– Ша, - говорю, - салаги. Решили уже: не Индия. Где там у нас две луны-то? На Марсе, опять же?
Разумовский говорит:
– Решили уже, Витя: не Марс. Я уверен, мы вообще вне пределов Солнечной системы. Может, и Галактика не наша... кто знает, как прошёл этот пространственный прокол?
– Ах, ты ж, Господи, - говорю.
– Послушать тебя, Артик, так ты прямо Эйнштейн! Что, теорию относительности выдумал?
А Разумовский продолжает:
– Есть у меня одна гипотеза...
– ну тут уже все начали ржать, никто ему говорить не дал. Гипотеза у него... Выискался тут, физик-атомщик! Вот учёные-то из "Иглы" забыли с ним посоветоваться - он бы им объяснил, что почём, ясновидящий наш...
С одной стороны, неглупый парень. Но с другой, как заведёт иногда - и не заткнуть его. Нет, я скажу, излишняя начитанность людей портит. Воображение у них такое появляется, что все кругом - быдло, а они сами - гибрид Ломоносова с Менделеевым, только без таблицы.
В армии это - не дело. Дисциплина хромает.
Я так, немного, об этом намекнул, все, вроде, согласились, даже Разумовский, а кругом тем временем совсем стемнело - и разговаривать вовсе расхотелось.
Комары здешние жрут, как зараза. Как иголки втыкают, злые, хуже цепных псов. А Разумовский у них ещё ножки считал... Да не плевать ли, сколько там у них ножек, когда у них хобот длиной с булавку! Хорошо ещё, что дыма боятся, как и наши.
И холодрыга. Прямо колотит, сижу - и зубы держу, чтобы не лязгали. И живот крутит. На тот берег, в темнотищу эту смотреть тошно, а вверх посмотришь - в животе ещё хуже, прямо выворачивает от здешнего неба, от лун этих, хотя днём было вполне ничего. И в лесу - конкретно жутко.
Я вот что скажу: прямо жалко, что среди моей группы ни одного деревенского нет. Сланцы-то мои, может, и не особо город, но всё ж таки не деревня. Дома потому что блочные, водопровод, газ, туда-сюда... свою привычку даёт. Так что я, получается, горожанин. И салаги мои - горожане. В лесу бывали только за грибами, на рыбалку и на шашлыки ездили. И если попадают в лес вот так вот, без ничего - всё кажется страшно.
Непонятно потому что. Вот шуршит кто-то за кустами - какая там падла шуршит? Может, мышь, а может, волк - почём я знаю-то? Или завыло-заскулило что-то, так жалобно прямо, будто душат его - что это за хрень? Может, птица эта тутошняя, ящеричная, а может, зверюга кому-то горло грызёт. И спросить не у кого - группа моя сидит, как зайчики, в кучке, жмётся к костру, сами не в курсе. Разумовский ладони греет, Калюжный ветку стругает, Багрову по нужде отойти - и то неуютно. Солдаты... орлы...
Сидим - беседуем, как нам спать не хочется. Каждый лицо сохраняет, уссаться и не жить!
И тут издалёка, оттуда, где река поворачивает, кто-то так: "Цвир-ррь!" - звонко так, тоненько, как канарейка. Калюжный оторвался от ветки, посмотрел, потом привстал, ещё посмотрел - и говорит:
– Мужики, огонёк, бля буду...
Все повскакали, уставились. По реке туман плывёт клочьями, темень, костёр больше дымит, светлячки мельтешат, луны тусклые - а там, вдалеке, на излучине, и вправду светится что-то. Свет белый, ровный - круглая точка, прямо похоже, что фонарь там висит. Но вроде как невысоко над землёй.