Зимняя сказка

Stacey

— Он умер до того, как они покинули этот мир, — снизошел до объяснений граф. — Сэмюель многие годы был нашим библиотекарем. У него не было семьи в деревне, и он попросту жил у нас. Насколько нам удалось понять, он умер около четырех утра прямо здесь, в этой комнате от разрыва сердца, но даже не понял, что произошло, посему его душа осталась в библиотеке. Память Сэмюеля словно застряла на его последнем дне. Призрак поддерживает порядок в библиотеке, но объяснить ему, что происходит в данный момент никому не удалось. Если рассказать ему, что он умер, он не верит. Предложишь выйти из комнаты — попросту откажется. Видимо, его душа привязалась к этому месту настолько сильно,

что уже ничто не заставит ее покинуть библиотеку. Его присутствие и удобно, и нет. Он помнит, где стоят абсолютно все тома, но в то же время нельзя добавить ни один новый, иначе это крайне опечалит Сэмюеля, и тогда он начнет завывать до следующих четырех часов по утру, потеряв свою личность, и ничто не успокоит его, пока книга не будет убрана. Отсюда и большое количество шкафов в комнатах. Это единственное жуткое действие, которое он производит, но вреда, опять же, он не несет. Потому я каждый раз вынужден проходить через этот ритуал. Говорить, что мать здорова. Что у отца все хорошо. Что я удивительным образом подрос, ведь в последний раз он видел меня подростком. И что мы, друиды, странный народ, в шутку творящий черт знает что с погодой, — Элжерон улыбнулся Маргарет, которая слушала его, едва не раскрыв рот. — Эта сказка уже не кажется Вам столь волшебной, как Вы думали ранее?

— Это довольно странно, — пробормотала баронесса. — Я так много сегодня увидела и узнала. Словно окунулась с головой в мир, о существовании которого никогда не подозревала, но в котором Вы чувствуете себя, словно рыба в воде.

— Кстати о новых знаниях, — встрепенулся Элжерон. — Мы ведь должны выбрать для Вашей матушки книгу. — Он остановился у одной из полок, на которых, как он помнил, стояла легкая развлекательная литература.

— Она очень любит Шекспира, — ответила Маргарет. — Считает его благочестивым, даже слишком, но обожает, когда я его читаю.

— Благочестивым?! — Граф не выдержал и рассмеялся во весь голос. Он вытер выступившие слезы эмоций, одарив насупленную Маргарет насмешливым взглядом и взял с полки небольшой томик автора, но так и не открыл его. — Что ж, вот Вам один из отличных примеров, — произнес граф и принялся цитировать "Венецианского мавра":

"Ад и дьявол!

У вас разгром. Опомнитесь, дружок.

Наденьте плащ. Как раз сейчас, быть может,

Сию минуту черный злой баран

Бесчестит вашу белую овечку.

Спешите! Мигом! Надо бить в набат,

Храпящих горожан будить. Иначе

Вас дедушкою сделают. Живей!

Спешите, говорю".

Пропустив пару строф, он добавил с бесстыдством в голосе:

"Я пришел сообщить вам, сударь, что ваша дочь в настоящую минуту

складывает с мавром зверя с двумя спинами".

— Это ли есть благочестивость? — язвительно поинтересовался Элжерон у порозовевшей в щеках баронессы.

— Вы нарочно вызубрили этот отрывок, дабы вгонять в краску юных дев? — поинтересовалась она, опуская глаза долу.

— О, конечно, нет, я просто помню многое из Шекспира. Только прошу: не говорите об этом своей матери. Коли она так его любит, как бы она не потребовала от меня чтения его в лицах.

— Она мне не мать, — внезапно резко ответила Маргарет, упрямо обойдя графа и отправляясь к выходу из библиотеки.

— Как же так? — изумился Элжерон, следуя за ней. — Ведь Вы всегда величаете ее матушкой.

— Это ее желание. Она моя мачеха. Отец женился на ней уже лет десять назад, ведь моя родная мать умерла, когда я была совсем маленькой. И я не могла воспротивиться желанию отца. У них не было совместных детей, потому я всячески старалась заменить ей дочь, которой у нее никогда

не было, и уже не будет.

— Осмелюсь предположить, что ваши родные одарили вас лучшими чертами, что у них были, — тихо произнес граф, заслужив вежливый кивок Маргарет. — Значит, Филиппина тоже баронесса, — задумчиво потянул Элжерон, неспешно идя по коридору к одной из лестниц, что вели на первый этаж.

— Отнюдь, титул, поместье и состояние перешли мне. А я просто не смогла выставить ее после того, как долго мы прожили друг подле друга.

— Тогда отчего же Вы продолжаете жить с ней, коли она Вам, по сути, никто?

— Мы прожили десять лет рядом. Как же я могла выставить ее за порог, едва отца не стало? — пожала плечами Маргарет.

— Хорошо, допустим, этот Ваш душевный порыв я могу понять, — покивал Элжерон. — Но как Вы позволяете ей так с собой обращаться? Она помыкает Вами, как ей вздумается! Контролирует каждый Ваш шаг, и даже не гнушается грубить Вам при постороннем человеке! Я уже не говорю о том, как она открыто навязывает Вам какие-то свои взгляды на жизнь, даже не пытаясь задуматься, подходят ли они Вам.

Маргарет мгновение помялась, стискивая в пальцах юбку.

— Ваши слова столь грубы… — севшим голосом ответила девушка.

— Правда не всегда гладкая и блестящая, как влажная галька, — обронил граф, смерив свою собеседницу испепеляющим взглядом. — Не сочтите за невежливость, но сколько Вам лет?

— Этой весной будет 25. Если доживу, — печально добавила девушка.

— Сколько в Вас фатализма, — фыркнул граф. — Однако же, я всего лишь на год старше Вас! — он встрепенулся, обрадовавшись этому факту, словно нашел сообщницу для своих приключений, которая смогла бы разделить его взгляды, ведь они были почти одного возраста, и примерно одного сословия.

Он довел Маргарет до лестницы и ступил первым, подав девушке руку, помогая спуститься следом за ним. Ступени были скрыты под бордовым ковром, но Элжерон все же опасался, что баронесса могла оступиться, запутавшись в длинной юбке своего платья.

— Зачем Вы спросили мой возраст? — поинтересовалась Маргарет, крепко держа его за ладонь.

— О, простите, я и позабыл тему нашего разговора, — засмеялся Элжерон. — Мне лишь было интересно оценить, чем Вы руководствуетесь, столь слепо подчиняясь Филиппине. Увы, я так и не понял этого, — он выпустил ладонь девушки и отправился по длинному прогулочному проходу, который вел в оранжерею. Каменные стены этого коридора завершались примерно на высоте двух метров, а выше начиналась стеклянная арка, открывающая вид на сыплющийся с небес снегопад, и пускающая в проход естественное освещение. — Вы взрослый человек, способный самостоятельно мыслить, принимать решения и нести за них ответственность. Ради чего Вы беспрекословно продолжаете слушаться мачеху? Она говорит Вам далеко не самые умные вещи, и при этом давит на Вас. Более того, она полностью от Вас зависит, как я понял, но смеет пытаться контролировать Вас. Отчего же? — он повернулся к Маргарет, но она тут же отвела взгляд, стушевавшись.

— Но она — все, что осталось от моей семьи…

— И безропотно подчиняясь ей, Вы полагаете, что заслужите ее любовь? — догадался Элжерон. — Поверьте, любовь нельзя заслужить или купить. Тем более в семье. Которой, между прочим, Филиппина не является, — завершил он свою мысль, крайне возмущенный всплывшими в памяти моментами общения баронессы и ее мачехи.

Некоторое время они шли молча, и когда почти дошли до оранжереи, Маргарет подала голос:

— Какая любопытная прогулочная галерея, — произнесла она, оглядываясь. — Не встречала таких ранее.