Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
Я съ своей стороны не могла сносить такихъ намтокъ и просила, чтобъ меня уволили отъ ужина. Я была не здорова, а сіе странное обстоятельство пріумножало еще безпокойства въ моемъ нездоровь. Такое смшеніе, какъ я начинала испытывать, чрезмрно много отравляетъ наши лучшіе удовольствія. Общество оставленное мною, не было щастливе. Въ разсужденіяхъ своихъ дошли они до такой вспыльчивости, что ужинъ кончился очень поздо и изъ за стола встали не вши ни чего.
Я вопрошаю васъ, любезная Милади, что бы должно было намъ длать?
Хорошо ли мы поступили или нтъ? Излишняя разборчивость, какъ я слышала, такое замчаніе, заслуживаетъ со всемъ противнаго названія.
Но моя бабушка и об двоюродныя мои сестрицы будутъ сюда къ обду. Я получила отъ нихъ три поздравительныя письмца, въ коихъ радость господствуетъ со всею нжностію ихъ дружелюбія. Мы теперь остаемся въ ожиданіи. Вс нын стали рано, чтобы каждую вещь прибрать съ наилучшимъ порядкомъ. Моя тетушка увряетъ, что естьлибъ и самому Королю надлежало насъ навстить; то и тогда неимла бы она большаго желанія ему нравиться. Я сойду въ низъ, дабы избжать всякаго вида притворства, когда онъ прідетъ.
Наша бдная Генріетта вошла опять въ свой кабинетъ. Истинно, нтъ щастливйшаго состоянія, какъ двическая жизнь для такихъ молодыхъ особъ, кои столь великую душу имютъ, что не взираютъ на удивленіе, и ласкательства другаго пола.
Какое смущеніе, какія разнообразныя страсти колеблятъ такую женщину, которая единожды предастъ сердце свое любви? Еще нтъ Сиа Карла Грандисона, моя любезная! Однако ужъ десять часовъ. Какъ уменъ вашъ братецъ! Онъ и не заботится, что его ожидаютъ. Прекрасное спокойствіе духа! По крайней мр для него прекрасное, но очень не равнодушно оно для женщины, когда она видитъ человка такого гордаго. Можетъ быть взявши еще меня за руку при десяти свидтеляхъ, спросить меня, не причинялоли мн его отсудствіе много печали? Но я хочу поискать для него извиненія. Не могъ ли онъ забыть своего обязательства? не могъ ли онъ заспаться? Какой нибудь пріятной сонъ, которой представилъ ему Болонію… право, л обижена. Не въ Италіи ли онъ привыкъ быть такъ спокоенъ? О нтъ, моя любезная.
Въ сіе самое время я не могла удержаться, чтобъ не обратиться назадъ и не осмотрть другихъ проступковъ, въ кои, какъ думаю, могу его укорить относительно ко мн. Однако память моя не столько будетъ для него вредна, сколько бы я желала. Но думаете ли вы, чтобъ другіе люди въ подобномъ положеніи остановлялсь въ Стратфорд съ тмъ, чтобъ имъ тамъ однимъ обдать? Одинъ только вашъ братецъ можетъ быть щастливъ самъ собою. Естьли онъ не можетъ быть щастливымъ, то ктожъ другой можетъ! Но статься можетъ, что его лошадямъ должно было отдохнуть. Мы не знаемъ, во сколько времени столь далеко онъ прохалъ. Тотъ, кто не хочетъ, чтобъ благороднйшія животныя лишены бывали какого либо убранства, долженъ по своему нраву поступать съ ними съ кротостію. Онъ говоритъ, что не можетъ отъ своихъ вышшихъ сносишь недостойныхъ поступокъ, мы тоже самое думаемъ, и въ семъ то самомъ мы его разсматриваемъ. Но для чегожъ, скажите пожалуйте? Мое сердце, любезная Милади, начинаетъ подниматься; я васъ увряю, что оно чаю вдвое больше стало нежели каково было вчера въ вечеру.
Мой дядюшка, прежде нежели я пошла на верьхъ, слъ и держа часы съ девяти часовъ съ половиною до десяти, считалъ каждую минуту. Г. Динъ часто взглядывалъ на тетушку и на меня, желая безъ сумннія изслдовать, какъ я толковала сіе произшествіе. Я покраснла, показалась смущенною, какъ будто бы проступки вашего братца были мои собственныя. Я говорилъ, что изъ двухъ недль, сказалъ дядюшка, выдетъ цлые полгода, прости меня Боже, прежде нежели начнемъ свое дло. Но неотмнно Сиръ Карлъ разсерженъ: вотъ дйствіе, вашей разборчивости.
Сердце мое возстало. Разсерженъ! Помыслила гордая Генріетта. Пусть же сердится, естьли сметъ. Дай Боже, началъ опять говорить дядюшка, чтобъ онъ возвратился въ Лондонъ! Можетъ быть сказалъ Г. Динъ что сбившись съ дороги, онъ подетъ къ Гж. Шерлей. Тогда мы старались привесть себ на память т выраженія, какими онъ самъ напрашивался къ намъ пріхать. Нкто предложилъ послать въ Нортгамптонъ, навдаться, что за причина его тамъ задерживаетъ. Какое нибудь приключеніе, можетъ быть… разв у него нтъ слугъ? спросила тетушка, и не могъ ли бы онъ одного послать къ намъ? Однако не послать ли намъ, Генріетта, примолвила она.
Нтъ, нтъ, отвчала я съ гнвнымъ видомъ. Дядюшка желая меня пересмять, поднялъ громкой смхъ. Въ коемъ однако больше было досады чемъ радости. Врьте, Генріетта, что онъ возвратился въ Лондонъ. Я ето предвидлъ, госпожа Сельби. Онъ будетъ къ вамъ писать изъ Лондона, племянница, клянусь жизнію. По томъ сталъ онъ хохотать изъ всей силы, говоря, что то скажетъ ваша бабушка? Какъ удивятся об ваши сестрицы. Мы можемъ и сего дни ссть за обденной столь, какъ вчера за ужиномъ и ничего не вши встать изъ за стола.
Я не могла перенести такихъ разсужденій и вставъ упрекнула дядюшку, хотя и учтиво, за его жестокость, по томъ просила позволенія выдти. Вс его осуждали. Тетушка шла за мною до самыхъ дверей и взявъ за руку тихимъ голосомъ мн сказала: будь уврена, Генріетта, что и Сиръ Карл не будетъ васъ называть своею женою, естьли можетъ только поступать съ вами хотя съ малйшимъ равнодушіемъ. Я ни чего тутъ не понимаю, примолвила она. Не возможно ему разсердиться. Я надюсь, что все ето обьяснится до прибытія вашей бабушки. Она очень ревнуетъ о чести своей дочери.
Я ни чего на то не отвчала, да и отвчать не могла: но удвоила свои шаги, идучи къ своей горниц, и принялась за письмо, отеревъ по истинн нсколько слезъ, кои извлекли изъ глазъ моихъ злобныя шутки моего дядюшки. Вы любите, чтобъ я отдавала вамъ отчетъ во всемъ томъ, что ни думаю, судя по тмъ случаямъ, кои производятъ во мн какія либо мысли. Вы желаете, чтобъ я ни чего не упускала… но я вижу, что идетъ ко мн тетушка.
Тетушка вошла ко мн съ письмецомъ. Сойдите, Генріетта, станемъ вмст завтракать; Сиръ Карлъ до обда не будетъ. Прочтите ету записку; мы ее получили отъ его слуги, которой не медля опять поскакалъ отсюда. Жалю, что его не задержали, мы бы о премногомъ его стали распрашивать.