Дети Робинзона Крузо
Шрифт:
— Если какая сука еще раз меня тронет — убью!
Пауза вышла очень короткой. Блюстители порядка, казалось, на мгновение потеряли дар речи. По крайней мере, застывшие маски, растянувшие их лица по вертикали, очень напоминали знакомый нам портрет мачо-партизана.
Потом губы промахнувшегося мента свернулись трубочкой.
— У-у-у! — протянул он на неожиданно высокой ноте. — Это совсем другой коленкор!
Казалось, он сам радуется своему изумлению. В голове же блондинистого шла сложная работа: он выбирал варианты следующей эмоции, но вместо карающего гнева почему-то куражисто
— Это меняет дело, — вздохнул промахнувшийся, и в голосе его промелькнуло темное удовлетворение. — Так что ты там сказал? — Он посмотрел на парня с любопытством. — Убьешь?
— Это не шутка, — спокойно и холодно сообщил Миха-Лимонад. Он совсем немного приподнял руки, но в его стойке лейтенант Свириденко сразу узнал готового к выпаду боксера.
«Нарывается, дурень, со страху, — пожалел лейтенант Свириденко в третий раз. — Эти не пощадят, я их знаю. Завалят прямо здесь, а нам липовый протокол подписывать».
— Чего, слизь мерзотная, ручонки поднял? — мент усмехнулся куда-то в сторону, а потом жестко процедил, — да я тебя, пидор гнойный, по асфальту размажу!
И передернул затвор, досылая патрон в патронник. Миха-Лимонад прекрасно видел, что тот имитирует поведение человека, теряющего над собой контроль, но при этом видел, что намерения у него более чем серьезные.
«Какая-то нелепость», — успел подумать Миха-Лимонад, и мент тут же подтвердил его правоту.
— Я ж тебя здесь положу, гнида бычья! Просто похороню, — ровным голосом сообщил он Михе.
— Ты был обезврежен при попытке нападения на колонну, — быстро вставил блондинистый, словно отрезая все пути назад и легитимизируя их дальнейшие действия. Его зрачки сузились, а в бегающих глазах колыхнулось что-то лиловое.
Промахнувшийся мрачно посмотрел на блондинчика. «Сука какая! — подумал он о коллеге. — Тварь белобрысая...»
Лицо у мента сделалось сосредоточенным, а взгляд уже не плотоядным, а деловито-будничным, будто человек перед ним был уже мертв, и оставалось лишь казнить его тело, а эту практическую работу нужно сделать быстро.
— Хрен ли стоите? — бросил он в сторону джипа. — Увозите Николаича. А ты, лейтенант, — эти слова были обращены к Свириденко, — пойди прогуляйся за пост.
Свириденко в ужасе захлопал глазами. Его ноздри втягивали странный запах: ночь пропиталась покушением на убийство, а такое с лейтенантом Свириденко происходило впервые.
— Ладно, хорош вам! — услышал он свой собственный испуганный голос, опережавший способности мозга адекватно оценить обстановку.
На промахнувшегося вдруг накатила странная усталость, киселеобразной тяжестью поднялась в желудке. Надо побыстрее со всем этим заканчивать, и тогда... Он не знал, что «тогда». Возможно, какая-то необоримая неправильность, происходящая прямо сейчас, закончится, и все встанет на привычные места. Он снял оружие с предохранителя и глухо повторил:
— За пост. — Его глаза налились багровой темнотой.
— Так не бывает, — настойчиво протянул Свириденко, и голос лейтенанта дрогнул. — Вы что?!
В этот момент водитель «Кайенна» окончательно убедился, что его автомобиль не заводится. «Происходит что-то не то! — панически прокричало в голове водителя. — Этот
Проводя роковую черту, последним резоном прозвучал голос промахнувшегося:
— Он был обезврежен при нападении. Слышал?! Не нарывайся, лейтенант, сходи-ка за будочку, — и мент машинально указал стволом в сторону поста.
Этой короткой паузы Михе вполне хватило. Внутреннее время вообще течет по-другому, и Миха-Лимонад даже успел усмехнуться глупой оплошности этого позднего вояки. Он не знал, что будет дальше. План вырисовывался зыбким, ненадежным, построенным на блефе. Стрелки на таймере его жизни с неожиданным и нелепым проворством шулера подскочили к «0», следовало любой ценой остановить это свихнувшееся колесо. И Миха-Лимонад превратился в Миху-Тайсона. Он совершил молниеносный выпад, чуть пригибаясь и разворачивая корпус, и нанес три сокрушительных удара. Противник, спрятанный за бронежилет, автоматическое оружие и численный перевес в виде верных товарищей, оказался не готов к такому повороту событий. Промахнувшийся мент, отправленный в глубокий нокаут, оказался единственным, чьи показания в дальнейшем не смахивали на откровенную паранойю — он все прозевал.
Внутреннее время действительно течет по-другому: следующие события стали разворачиваться одномоментно. Миха увидел, как оседает несостоявшийся палач — в его глазах перед тем, как они закатились, успело застыть выражение озадаченности; видел, как блондинистый неуклюже попятился, пытаясь достать из кобуры табельное оружие, и на периферии — еще движение людей, а потом где-то глубоко внутри себя услышал мощный, хоть и глухо-утробный голос, который, торжественно разливаясь, вытеснял за пределы существования все другие мысли и звуки.
БРАВО!
ТЫ ИЗБИТ И СРАЖАЕШЬСЯ В ОДИНОЧКУ.
ПОХВАЛЬНО.
НО ЧТО ДАЛЬШЕ?
Миха даже успел подумать, что он, должно быть, схлопотал пулю, и все происходящее — предсмертные галлюцинации. Слишком внутренним, личным, интимным был голос, хотя скромное определение «голос» не подходило для этого звука. Все равно как церковный орган обозвать губной гармошкой. Это был воистину Глас — обращение из иных просторов: человеческие связки не способны на такие звуки. Голос находился везде, и все, что он сказал дальше, на самом деле было спрессованно в несколько мгновений (блондинистый даже не успел извлечь оружие), хотя сообщение оказалось развернутым:
«Что дальше?
Они вооружены, опасны, и на их стороне закон.
Закон. Табу. Окончательная непреступаемая сила.
Тебе ведома природа страха, и наглая задумка с мобильным хороша (вижу, как ты орешь с телефоном в поднятой руке: «У меня на связи ваш министр! И он слышит все, что сейчас происходит!»), только вряд ли поможет. Вряд ли ты успеешь. Раньше могло прокатить, но сегодня блеф очень скоро будет раскрыт, так и не совершив своей тайной огненной работы. Ибо качествоВремени изменилось.