Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
— Да нет же, верно.
— Что верно?
— Верно, свергли кровопийцу. Вот слушай, — и Нефедов все, о чем узнал и что передумал в последние
дни, рассказал сожителю. Урюпенко только охал, ахал, в потемках беспокойно ворочался так, что даже ящики,
на которых лежало его тело, начали зловеще потрескивать.
Когда Нефедов кончил рассказ, Урюпенко спросил:
— Ну, свергли. Что же делать думаешь?
— Надо и нам свободу взять.
— Говорил с кем разве?
—
— Фу-ты, дела.
Нефедов услышал, как сосед его завозился. Послышались шаги к выходу.
— Куда ты?
— Сейчас я… По надобности…
“Не выдает ли? — подумал Нефедов. — Ведь с ротным заодно обирает солдат, посылки каждый день
домой шлет. Ах, я — старый болтун. Ну, и чорт с ним, если выдаст”.
Он повернулся на другой бок. Стала одолевать дрема, и скоро Нефедов заснул.
Проснулся он от ощущения сильного удара по лицу.
В палатке горела лампа. Нефедов спросонья осмотрелся, не сразу поняв, в. чем дело. Палатка была полна
офицерами.
Тут находились полковник Филимонов и ротный Нерехин.
— Встать, смирно, — стервец, — крикнул Нерехин.
По старой привычке Нефедов быстро исполнил приказ. К нему подошел полковник Филимонов.
— Так вот оно что? И ты за революцию? Так оправдал наше доверие. И еще старший унтер-офицер.
Присягу принимал, мерзавец. За это мы тебя расстреляем, негодяй, в первую очередь.
Полковник с силой опустил руки на плечи Нефедова и сорвал с гимнастерки погоны.
— Арестовать бунтовщика.
Нефедов осмотрелся. Урюпенко в палатке не было. — “Выдал. Какой же я дуралей”.
— Позвольте спросить, за что арест, ваше высокородие?
— Он еще спрашивает за что арест, — вспылил Нерехин и, размахнувшись, ударил его по щеке. Нефедов
покачнулся, но с места не сошел.
— Полегче, господин поручик, — сказал он громким голосом. — Нет вашего права, чтобы драться.
— Он еще разговаривает! Негодяй, преступник, изменник! Свяжите его. Обыщите кругом. На гауптвахту
его! Завтра же судить будем.
Нефедов, не сопротивляясь, дал связать руки.
Его увели.
Когда в палатке никого не осталось, в нее вошел Урюпенко. При свете лампы его полное бритое лицо с
маленькими бегающими глазками, острым носом было точно у ищейки. Прошептав что-то себе под нос, он
встал на коленях у лампы и прочитал вслух молитву “Отче наш”… Потом пропел “Боже, царя храни”. Встав, он
отряхнул песок со своих коленей и подошел к вещам Нефедова. Молотком сбил с сундука замок. Перерыв вещи,
он извлек со дна бумажник с несколькими рублями и кинжал в золотой оправе, подарок Нефедову от взвода,
преподнесенный после занятия Саракамыша. Бумажник и кинжал он тут же переложил в свой сундук, потом не
спеша разделся и погасил лампу.
*
С утра слушалось дело Васяткина и Нефедова, как заподозренных в большевизме, в шпионаже и
обвинявшихся кроме того в неподчинении воинской дисциплине на фронте. Судили быстро. Единогласно
постановили расстрелять. Тут же послали срочную шифрованную телеграмму на имя главнокомандующего
фронтом с просьбой утвердить приговор. Осужденных решили расстрелять, как только будет получено
распоряжение из штаба фронта.
— Нужно действовать, господа офицеры, — сказал полковник Филимонов, когда заседание закрылось. —
Зараза проникает к нам. Я был в штабе фронта. Мне там конфиденциально заявили, что только мы — оплот
династии и порядка. Возможно, сказали мне, что верные Российской державе и престолу части, в том числе наш
полк, будут брошены на подавление мятежа. Усильте бдительность, господа офицеры.
*
О решении военно-полевого суда сообщили осужденным.
Васяткин прослушал приговор суда, снял очки, протер их концом гимнастерки и сказал Нефедову:
— Вот, старина. Это суд классовый. Они хотят подавить революцию — только не выйдет у них ничего.
Нас, может быть, расстреляют. А всех не расстрелять.
Нефедов сосредоточенно думал о чем-то и молчал. Сурово сдвинулись брови его, нахмурилось лицо.
— Революция жертв требует… много жертв.
Нефедов молчал. Перестал говорить и Васяткин. Оба они, понурив головы, сидели на песчаной земле и
думали каждый свое.
*
Об аресте взводного первым узнал Щеткин.
Проснувшись, он тут же пошел к палатке Нефедова, желая поделиться с ним успехами своей агитации.
Но в палатке находился один каптенармус. Щеткин осторожно спросил его:
— Где господин взводный?
— А на что он тебе? — насторожился каптенармус.
— Насчет наряда я.
— Ступай к заместителю. Нефедов арестован.
— Как! За что?
— Много будешь знать, скоро состаришься. Пошел вон!
Лицо Щеткина зарделось кровью. Не говоря в ответ ни слова, он выбежал из палатки и припустил бегом
к своему отделению.
Хлебалов и Хомутов не спеша пили чай из жестяных кружек, обжигаясь и дуя на кипяток. Перед ними
стояли два котелка, в котелках дымился кипяток, чуть подкрашенный морковным чаем.
— Садись-ка, Щеткин, чай пить, — предложил Хомутов, но, взглянув в лицо друга, торопливо спросил:
— Чего, Петро? Стряслось что?
— Нефедыча арестовали.
— Как арестовали?