Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
Также споет и о том, как однажды в сундук преогромный
Был козопас замурован велением злого владыки;
Пчелы, с лугов возвращаясь и сладостный запах кедровый (80)
Чуя, к нему проникали и соком питали цветочным,
Так как в уста его Музы сладчайший свой нектар излили.
О всеблаженный Комат! Ты сам пережил это чудо,
Ты был в ларец замурован, питался ты медом пчелиным;
Так ты дожил до поры, когда все плоды созревают.
Ах, если был бы теперь ты в живых и жил бы со мною!
Коз твоих мог бы прекрасных гонять я на пастбище в горы,
Голос твой слушал бы я; под сосной иль под дубом прилегши,
Ты б, о божественный, пел мне, Комат, свои сладкие песни».
Так он, окончивши песню, умолк; на это сейчас же (90)
«Милый Ликид, - я ответил, - напевам и многим, и славным
Нимфы меня обучили в горах, где быков стерегу я,
Песням таким, что их слава домчалась до Зевсова трона.
Та, что спою – лучше всех; начну я, тебе в уваженье
Тотчас ее; ты ж послушай, ты с Музами издавна дружен.
«Да, Симихиду на счастье шепнули Эроты; ах, бедный!
Так же влюблен он в Мирто, как влюбляются козы весною.
Что ж до Арата, который из всех – его друг наилучший,
Сердце свое раздирает он к мальчику страстью; Аристис
Знает про это, почтеннейший муж; ему Феб разрешенье (100)
Дал бы, чтоб спел под формингу он возле треножника песню
И рассказал, как Арат пламенеет, охваченный страстью:
«Пан, получивший на долю прелестной Гомолы долину,
Мальчика этого ты в его милые ввергни объятья
Раньше, чем сам позовет, будь Филин это или другой кто.
Если услышишь нас, Пан дорогой, то аркадцы-мальчишки
Пусть по бокам и плечам тебя сциллы стеблем не посмеют
Больно хлестать, рассердившись на то, что еды не хватает.
Если ж иначе решишь, то будешь всю ночь ты чесаться,
Ногтем укусы скребя, уснув на крапивной постели, (110)
Будешь зимою ты жить на холодных эдонских вершинах,
Возле Геброна реки обитая, к Медведице близко;
В летний же зной тебе жить на границах страны эфиопов,
Возле Блемийской скалы, где и Нила истоков не видно!
Вы же, Эроты, покиньте Библида любимого волны,
Свой Гиетид и Ойкунт, где алтарь белокурой Дионы
Ввысь вознесен; вы, Эроты, чьи щечки румянее яблок,
Нынче в красавца Филина метните вы острые стрелы,
Крепче метните! Зачем беспощаден он к милому гостю?
Сам же – как плод перезрелый; недаром красотки смеются: (120)
«Горе, ах горе, Филин! тебе красоваться недолго!».
Больше не станем, Арат, у дверей до утра мы томиться,
Ноги себе обивать. Петухов предрассветные крики
Пусть повергают других, а не нас, в огорчения злые.
Пусть-ка отныне Молон отличается в этой палестре.
С нами ж да будет покой, и пусть знахарка-старуха,
Плюнувши, впредь заклянет навсегда нас от бедствий подобных».
Вот что я спел, а пастух, улыбнувшись приветливо снова,
Мне, как подарок от Муз, подарил свой изогнутый посох.
После, налево свернув, пошел он дорогой на Пиксу. (130)
Я же пошел к Фрасидаму; туда же Эвкрит направлялся,
Также красавец Аминт. Ожидало нас мягкое ложе;
Был нам постелен камыш и засыпан листвой виноградной,
Только что срезанной с веток. И весело мы отдыхали.
Много вверху колыхалось, над нашей склонясь головою,
Вязов густых, тополей. Под ними священный источник,
Звонко журча, выбегал из пещеры, где Нимфы скрывались.
В тень забираясь ветвей, опаленные солнца лучами,
Звонко болтали цикады, древесный кричал лягушонок,
Криком своим оглашая терновник густой и колючий. (140)
Жавронки пели, щеглы щебетали, стонала голубка,
Желтые пчелы летали, кружась над водной струею –
Все это летом богатым дышало и осенью пышной.
Падали груши к ногам, и сыпались яблоки щедро
Прямо нам в руки, и гнулся сливняк, отягченный плодами,
Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.
Сняли мы с винных кувшинов печать от четвертого года.
Нимфы кастальских ключей, живущие в скалах Парнаса,
Был ли таким тот напиток, который из погреба Фола
Старец Хирон для Геракла поставил на стол в угощенье? (150)
Нектар такой, может быть, опьянив пастуха на Анапе
Встарь, силача Полифема, швырявшего скалами в лодки,
В буйную пляску заставил пуститься в темной пещере?
Правда ль, подобным напитком нас Нимфы тогда угостили
Там, где Деметры алтарь? Если б мог я ей снова на кучу
Полной лопатою ссыпать зерно! И смеясь благосклонно,
Той и другою рукой обняла б она мак и колосья»
(№ 1230). Идиллия XII. Влюбленный. [Феокрит 1998, с.59-60]
«Юноша милый, пришел ты, пришел ты с третьей зарею.
Кто ожиданьем томится, состариться может и за день.
Так, как с зимою весна не сравнима, как яблоко слаще
Сливы лесной, как овечки руно гуще шерсти ягненка,
Так же, как девушка чище жены после третьего мужа,
Так, как легче олень, чем теленок, и так, как прекрасней
Птиц всех крылатых поет соловей своим голосом звонким, -