Игры Немезиды
Шрифт:
Женщина, разговаривавшая с Амосом, и еще четверо вооруженных до зубов громил, профессионально удерживавших палец на спусковой скобе, проводили гостей от лифта и вышли, закрыв дверь. При охране Эрик не начинал разговора, и только сжимающийся и разжимающийся кулачок высохшей руки выдавал его нервозность.
— Ну, Амос, не ожидал увидеть тебя таким живым.
— Ты и сам не похож на покойника.
— Как мне помнится, прощаясь, ты обещал не возвращаться в мой город. Я же сказал — сезон открыт.
— Погодите, — вмешалась Кларисса. — Он обещал убить тебя, если вернешься?
— Нет, —
Девушка вздернула бровь.
— Это, конечно, другое дело.
— Если речь о старике, я не проверял, выкарабкался ли он. Договаривались, что ему оставят дом, и я это выполнил. Насчет большего — у меня были другие заботы.
— А у меня нет причин тебя беспокоить, — сказал Амос. — Я просто решил, что, раз все так изменилось, старые правила больше не работают.
Эрик, хромая, прошелся вдоль стены с экраном. На нем кружили чайки, черные на бесцветном небе. По прошлому разу Амос помнил здания на первом плане. Те, что находились ближе, в большинстве остались на месте. Дальше, к океану, все обкорнало.
— Я был здесь, когда все случилось, — сказал Эрик. — Эта волна — не волна, понимаешь? Не просто цунами. Весь океан будто подобрался и пополз на берег. Тех районов, которыми я правил, больше просто нет.
— Я сам ничего не видел, — признался Амос. — Но хватило новостей и того, что осталось после.
— Где ты был?
— В Вифлееме, — сказала Кларисса.
Эрик обернулся к ним. На его лице не было ни гнева, ни страха, ни даже усталости. Амос решил, что это хорошо.
— Ты, значит, на юг тогда направился. Плохо там?
— Не в том Вифлееме, — объяснил Амос. — В другом, который в Северной Каролине.
— Это где «Яма», ну, тюрьма… — Кларисса, прежде чем заговорить, подняла руку как школьница. И через секунду добавила: — Была.
Эрик моргнул и облокотился о стол.
— Это там, куда попал третий удар?
— Да, рядом, — сказал Амос. — Текила, что ты мне подарил, пропала вместе с отелем, так обидно…
— Ясно. Почему же вы еще живы?
— Привычка, — бодро пояснил Амос. — Однако тут такое дело. У меня есть работа. Вернее, у Персика есть работа, и я за нее взялся. Помощь бы нам не помешала.
— Что за работа? — спросил Эрик.
Заговорив о деле, он стал резким и сосредоточенным. Словно проснулся. Амос, повернувшись к Клариссе, махнул ей — мол, давай. Она обхватила себя ручками–прутиками.
— Знаете озеро Уиннипесоки?
Эрик нахмурился и одновременно кивнул.
— Это которое ненастоящее?
— Да, подправленное, — сказала она. — На острове Ратлснейк там есть закрытый поселок. Всё за стеной. Независимая охрана. Более пятидесяти земельных участков.
— Слушаю, — кивнул Эрик.
— У них на озере построен частный космодром. Вся суть в том, что там можно посадить суборбитальный шаттл с Луны или со станций Лагранжа — и прямо из дома отправиться на прогулку в космос. Там у каждого по ангару. С Эпштейном вряд ли что–то есть, но, чтобы добраться до Луны, какая–нибудь посудина найдется. По дороге блокпосты не обойти, но можно
— А код вы знаете? — спросил Эрик.
— Я там раньше проводила лето. Мы так входили и выходили, когда удирали без спросу.
Эрик уставился на нее так, словно забыл, как девушка сюда попала. Но в его коротком, резком смешке не прозвучало отказа. Амос подхватил нить разговора:
— Мысль у нас была такая: пробраться в ангар, сцапать корабль — и на Луну.
Эрик сел на свой шар, широко расставив колени, и покатался взад–вперед на несколько сантиметров, полуприкрыв глаза.
— И каков счет?
— Счет? — не поняла Кларисса.
— Что мы получим. За какие деньги работа?
— Денег нет, — сказала Кларисса.
— Тогда что я с этого получу?
— Выберешься отсюда, — подсказал Амос. — Балтимор был нужником и до того, как па него уронили Атлантику. И не стал лучше после.
Эрик крепко прижал к боку крошечную левую руку.
— Проверим, верно ли я понял. По твоему расчету, я должен отправиться за семьсот, если не восемьсот, километров, прокрасться мимо убийц из частной охраны, угнать корабль, а в награду бросить всё и всех, кто у меня здесь? Что дальше? Русская рулетка, в которой выигрыш позволяет сэкономить пулю? — Его голос стал тонким и звенящим. Эрик резал слова. — Это мой город. Это мой дом. Я выкроил себе жизнь из драной шкуры Балтимора и дорого за нее заплатил. Дорого. А теперь мне предлагают удирать, поджав хвост, потому что какой–то астерский придурок вздумал доказать, что хрен у него меньше воробьиного и мама его маленьким не обнимала? На хрен. Слышишь, Тимми? На хрен!
Амос разглядывал свои ладони, соображая, что теперь делать. Первым побуждением было посмеяться над тем, что ответил Эрик, но он не слишком сомневался, что эта мысль не из лучших. Он попытался представить, что сказала бы Наоми, но не успел, потому что Кларисса шагнула к Эрику, раскрыв руки, словно хотела его обнять.
— Я знаю.
Ее голос звучал сдавленно от каких–то непонятных Амосу эмоций.
— Знаешь? Какого черта ты знаешь?
— Знаю, каково потерять все. Как это тяжело, потому что не можешь поверить, что все действительно пропало. Тебе кажется, что еще не поздно что–то вернуть. Или что если держаться, как будто у тебя по–прежнему все это есть, потеря будет не так заметна.
Лицо Эрика застыло. Кулачок сжимался и разжимался так часто, что казалось, он пытается щелкнуть короткими розовыми пальцами.
— Не понимаю, о чем ты говоришь…
— Когда меня посадили в тюрьму, там была одна женщина. Она убила своих детей — пятерых, всех. Она все помнила, но говорила о них как о живых. Точно проснется завтра и увидит их. Я считала ее сумасшедшей, и, наверное, это было заметно, потому что она как–то остановила меня у кафетерия и сказала: «Я знаю, что они мертвы. Но я знаю, что и я мертвая. Только ты, сучка, считаешь, что я еще жива». И тогда я точно поняла, что она хочет сказать.