Кремлевский Папа
Шрифт:
ему туда ручку, он и пишет, этот, клешней… Теперь уже сам наловчился брать
ручку, вилку и ложку.
– Ты мечтала, Вера, выйти за летчика, а вышла за инвалида…
– Мечтала, даже переписывалась с летчиком,
но, этот, не судьба, Насть. погиб он…
Внезапно набежавшая слеза обескуражила Веру, она смахнула её,
подошла к Насте,
обняла.
–
кустах прячемся, наблюдаем. Соберутся человек, значит, пять, ходят, волнуются, а мы в кустах помираем со смеху. Помнишь?
– А то не помню! А как мы с тобой решили сорвать танцы в клубе, помнишь? Принесли перец молотый, пол посыпали. Н
а всех танцоров такой чох напал… Повыскакивали они на улицу, слезы текут, а мы кишки рвем…
– Помню, этот, как же!
– Я в лагерях тысячу раз всё прокручивала, перебирала по косточкам наши проделки. Лежу на нарах, Марьевка всплывает перед глазами. Я захожу в каждый двор, в дом, вспоминаю имена, здороваюсь, расспрашиваю обо всём. И
ли захочу, например, вызову лето, купание на речке. Всех подруг, весь класс переспрошу за ночь. И
будто дома побываю…
– Родители твои, этот, живы, знаешь? Только они какого-то парнишку приютили, а его полевод конём затоптал, значит… За колоски…
– Мне сведущие языки сообщали о родителях. А о мальчонке впервые от тебя слышу. Перед тем, как из лагеря удалось нарисовать ноги, мне о родителях сообщили. Отсычили весточку через третьи уста.
– И
сколько вас бежало, значит?
– Эх, Вера!.. Бежали трое, а четвертая была «живая консерва».
– Что за
«консерва» такая?
– Живая. Т
ебе, Вер, этого не понять. Не хочу и трепаться.
– «Консерва, консерва»… Как же она бежала? Как?
– Ногами и бежала… Хотела мать увидеть, отца, а мы её в определенный момент замочили и разделали… Нет, Вер, не буду тебя расстраивать. Тебе с научными взглядами меня не понять…
– Как это «замочили»? Замучили, значит?..
– Да, Вер, « живая консерва» для того и берётся, чтобы в случае голодухи пришить и спастись остальным. Шестьсот километров до ближайшего посёлка! Как ты думаешь?… Кругом тайга. жратвы никакой. Вот в самый трудный момент открываем «консерву…»
– Ой, ой, Настя! Не говори об этом Толе! Да он сразу же… Н
е ожидала я от тебя такого, Настя! Так вы, значит, живого человека, этот…?
Настя кивнула головой, затихла, чувствуя
неловкость. Испуганный взгляд подруги обжигал ее изнутри.
– И что же, этот, вы её, значит, съели?.. И ты ела?..
Настя уронила голову на стол, затряслась…
Осуждающим взглядом Вера смотрела на подругу. Поселившийся
в ней азарт городской жизни не допускал такого безумия. Вера, раскрыв рот, так и стояла, словно безмолвный крик застрял у нее в горле.
– Господи-и-и!
– запричитала она. – Да что же, этот, делается? Да неужели можно ни за что живого человека, этот?..
– Вера!
– подняла голову Настя. – Если бы мы её не порешили, я бы не сидела у тебя за столом, кости мои давно бы в тайге волки изглодали. Ясно?
Пригвоздив подругу презрительным взглядом, Вера отпрянула на другой край стола, отбежала к окну, заметалась по кухне, не зная, что делать после такого страшного признания.
– Не знала я, Насть, о твоём прошлом, значит… Е
сли Анатолию рассказать, то будет тошно, этот, нам с тобой…
Вышвырнет он, Насть, сразу. У него же авторитет в институте, с ним считаются, значит. Если там узнают…
– Уйду я, Вера, уйду. Не переживай, -
сказала Настя.– Куда ты мои вещи дела?
– На помойку, этот, выбросила. Они же вшивые и рвань на
рвани!
– Ты мне их, Вер, принеси, а твои я сниму. Не люблю быть должной. Хватит, отогрела душу немного,
порадовалась вашему счастью, домом подышала, теперь мне пора…
Сколько лет в лагерях мечтала о доме, о тепле… Ты даже представить не можешь!
– Я понимаю, Настя, жалко мне тебя, этот, до слёз. Как посмотрю на тебя, как вспомню, этот… криком кричать хочется, но пойми и нас с Толей… Мы тебе добра желаем, значит, не обижайся, пойми нас правильно. Скажи мне, этот,
«живую
консерву», значит, и ты ела?..
– Порешила ее моя подруга, а ели вместе…
– Ой, не надо, не говори больше об этом!
Вера схватилась за сердце, пошатнулась. В ее
глазах поплыли круги. По-рыбьи хватая воздух, она сказала:
– У себя в доме слышать такой, этот, ужас! Пойду гляну, закрыта ли дверь, не слышал ли Толя? Ой, не знаю, что с тобой делать, Насть?