Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Оставлю свой анализ писем пока в сторон. Интересно. как проанализировали эти строки другіе в момент напечатанія писем. Перед нами передовая статья парижских "Послдних Новостей" от 23 февраля 24 г., озаглавленная "Послдніе совты Царицы". Не приходится сомнваться в том, что статья написана Милюковым — не только потому, что послднія строки статьи словно воспроизводят то, что Милюков написал в "Исторіи", но и потому, что в "Россіи на перелом" автор ссылается на эту статью, как на свою. "Назначеніе Михаила — заключала передовая "Посл. Нов." — было послдним даром Распутина Россіи и первым ударом по мирной революціи". Я возьму комментаріи передовика газеты почти in extenso, сократив только нкоторыя выдержки из писем. Процитировав из письма 2-го марта слова, что Царь "ни в коем случа не обязан" выполнять уступки, к которым его "принудят", автор переходит к письму, помченному 3-м мартом "Страшная всть" об отреченіи, наконец, доходит до Царицы... ''Только что был Павел — разсказал мн все"... "Теперь она... не может ничего сдлать из страха повредить". И она спшит сдлать несдланным что-то уже предпринятое (курсив мой). "Она (все время в третьем лиц) ни во что не вмшивается, никого не видла из "тх"
Другое письмо, написанное в тот же день[236], дает нкоторое поясненіе: "только сегодня утром (это, очевидно, относится к той же бесд с Пав. Ал.) мы узнали, что все передано Миш), и Бэби (наслдник) теперь в безопасности — какое облегченіе"[237]. Смысл этих слов в связи с предыдущим может быть только один (курсив мой). Отказ в пользу брата недйствителен, и это есть тот трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствіи императрицы, но ею всецло одобряется: "Мы понимаем друг друга без слов". При условіи передачи власти Михаилу легче было впослдствіи истолковать весь акт об отреченіи, как недйствительный. Есть основаніе (?) думать, что такое толкованіе было вообще распространено среди великих князей".
Под вліяніем ли самих писем А. Ф. или толкованій комментаторов Шульгин в воспоминаніях нкоторыя из этих мыслей приписал себ — в тот момент, когда перед думскими делегатами неожиданно встал вопрос об отреченіи в пользу брата. Тм самым мемуарист поддержал частично легенду о "трюк". Припомним. "Если Государь не может отрекаться в пользу брата — подсказывал тогда Шульгин "кто-то другой", "боле быстро" за него соображающій, — пусть будет неправильность. Может быть, этим выиграем время... когда все угомонится... престол перейдет к Алексю Николаевичу"[238].
Из этих слов мемуариста представитель лваго направленія революціонной исторіографіи Чернов спшит сдлать вывод: "Иными словами наслдника, его отца и мать временно "выводят из игры" и вмсто них ставился под удар в. кн. Мих. Ал. При неудач расплачиваться головой должен был он, при удач — плоды ея достались бы другому. Корона, которую везли Мих. Ал. Гучков и Шульгин, была подлинным "даром данайцев". Из слов Шульгина не слдовало, конечно, заключеніе, что во имя спасенія "Бэби" на закланіе "революціонному сброду" отдавался "Миша". Но почти несомннно. что так Шульгин вообще не думал в часы переговоров об отреченіи. Это видно из отвта, который Шульгин дал 2-го марта ген. Данилову в качеств "спеціалиста по такого рода, государственно-юридическим вопросам". "Несомннно, здсь юридическая неправильность, — отвтил, по словам Данилова, Шульгин: "Но с точки зрнія политической, которая должна сейчас превалировать, я должен высказаться в пользу принятаго ршенія. При воцареніи царевича Алекся будет весьма, трудно изолировать его от вліянія отца и, главное, матери, столь ненавидимой в Россіи. При таких условіях останутся прежнія вліянія, и самый отход от власти родителей малолтняго императора станет фиктивным; едва ли таким ршеніем удовлетворится страна. Если же отстранить отца и мать совсм от ребенка, то этим будет косвенно еще боле подорвано слабое здоровье цесаревича Алекся, не говоря уже о том, что его воспитаніе явится ненормальным. Терновым внком страданія будут увнчаны головы всх трех".
Такой простой жизненный отвт, данный в т дни[239], впослдствіи покрылся таинственной пеленой историческаго тумана... Чернов все-таки проявил большую осторожность, нежели передовик "Посл. Нов." в вопрос о "трюк", придуманном в царской семь о престолонаслдованіи, и центр тяжести переносит в предвиднія той "неутомимой женщины", которая хотла "лихорадочно" "тотчас посл отреченія, втянуть мужа в разговор с цлью реставраціи". "Трудно судить, — замчает Чернов — насколько в унисон со своей политической Этеріей думал и чувствовал послдній русскій император. Она во всяком случа в этом не сомнвалась и отреченіе в пользу Михаила разсматривала, как тактическій маневр". Все же "надо думать, — полагал автор, — что в лабиринт событій, гд он (Николай) блуждал как безпомощно в это время, ему была брошена из Царскаго Села "нить Аріадны". То были три письма Императрицы от 1-го, 2-го и 3-го марта". Никакого письма от 1-го марта на дл не было. Удивительно, что автор не задался даже вопросом: мог ли Царь до отреченія получить письмо своей жены. Письмо от 3-го и 4-го, посланное через "жену офицера", было написано посл отреченія, и естественно, не могло повліять на ршеніе[240]. Молодые офицеры, отправившіеся из Царскаго, прибыли в Псков в ночь с 3-го по 4-ое, как устанавливает дневник ген. Болдырева: ..."оба — приверженцы стараго строя и в частности "Ея Величества". Я спросил их, кого им надо. — "Мы дем к Государю, думали застать его здсь; не откажите сказать, гд теперь Е. В.". Я им сказал: "В Ставк. От кого же вы имете порученіе и к кому? Замялись сначала, а потом сообщили, что к Государю, — "хотим освтить ему правдивое положеніе дл". Когда их принял Рузскій, они сознались, что везут по письму, кажется дубликаты, Государю от Ея Величества,..."[241].
Если подойти к письмам А. Ф. без кривотолков и предвзятых точек зрнія, то многія "тайны" перестанут быть ими. Вот таинственные "т" и "это", о которых сообщает она 3 марта, подготовляясь к "возможному допросу" и спша "сдлать несдланным что-то уже предпринятое".
Тот, кто внимательно и полностью прочтет письма А. Ф., тот легко усмотрит, что под титлом "они'' у нее всегда фигурируют думскіе
В письм 2-го марта, гд А. Ф. говорила о недйствительности вынужденных со стороны Царя "уступок", она упоминала, что в. кн. Павел составил "идіотскій манифест относительно конституціи посл войны". Еще в первые дни посл переворота, 11 марта, в "Русской Вол" появилось интервью, данное в. кн. Павлом, в котором послдній разъяснил исторію этого конституціоннаго проекта. Начиналось интервью с разсказа о том, как 28 февраля Пав. Ал. был вызван во дворец к А. Ф. "Позжайте немедленно на фронт" — заявила она: "постарайтесь привести преданных нам людей. Надо спасти во что бы то ни стало трон. Он в опасности". "Я отказался. — разсказывал П. А., — ссылаясь, на то, что мои обязанности, как начальника гвардіи, касаются только хозяйственной части. В душ же я был убжден, что звать войска безполезно. Все равно присоединятся к революціи". Интервьюированный явно подлаживался уже к революціонным настроеніям и, как многіе другіе члены великокняжеской семьи, вншне отгораживался тогда от царской семьи. Приходится усомниться в том, что в. кн. Павел был вызван 23-го спеціально в цлях побудить его похать на фронт, так как надо было ''во что бы то ни стало" спасать трон. Такого страха еще не могли испытывать в Царском Сел, гд все сравнительно было "благополучно", и гд знали об отправк надежных войск с фронта.
Керенскій в своей книг «La Verit'e», опираясь отчасти на показанія дочери лейб-медика Боткиной-Мельник, по существу и хронологически очень неточныя, изобразил положеніе в Царском Сел критическим к полудню 28 февраля, когда Царица и ея дти находились уже под охраной революціонных сил[242]. Насколько это не соотвтствовало дйствительности показывает разсказ того самаго члена Гос. Думы Демидова, который был командирован Временным Комитетом вмст с другим членом Думы Степановым в Царское Село и на котораго ссылается Керенскій. Вот как через 10 лт Демидов изобразил свою поздку в "Послдних Новостях". Вечером 28-то Милюков обратился от имени Вр. Ком. к Демидову и Степанову с предложеніем похать в Царское Село. "Есть одно серьезное дло", — сказал он им: "Из Царскаго получены тревожные и противорчивые слухи: по одним царскосельскій гарнизон идет на Петербург, по другим — там с минуты на минуту грозит вспыхнуть мятеж. Необходимо попытаться предупредить и то, и другое". "На слдующій день (т. е. 1 марта) — разсказывает Демидов — друзья проводили нас сумрачно. И у нас на душ было волнительно и заботливо... Царское Село — там стояли стрлки императорской фамиліи. Невольно думалось, что слухи о поход на Петербург врне слухов о готовящемся взрыв на мст... 0 нашем прізд было дано знать, и нас встрчали. Начальник станціи сообщил, что при выход нас ждут придворный экипаж и военный автомобиль из ратуши, гд идет гарнизонное собраніе. Начало мало походило на поход против Петербурга и на готовившійся мстный взрыв... Было около 11 час. утра. В город тихо. Улицы почти пусты. Посл Петербурга, кипвшаго, как в котл, это было странно". Депутаты похали в ратушу и были встрчены в собраніи долгими бурными рукоплесканіями. Они сообщили о переход власти в руки Гос. Думы и закончили призывом к "войн до побды". "В отвт раздалось оглушительное ура... Нас окружили офицеры. У всх была одна просьба: хать немедленно по казармам. Войска еще в руках... Еще сутки неизвстности, и дисциплина может рухнуть". Депутаты похали. Небезынтересны их показательныя наблюденія. В одной из казарм, гд солдаты отказались выйти для бесды с депутатами, послдніе наткнулись на совершенно "скотскія условія" содержанія солдат. "За два с половиной года міровой войны я объздил вс три фронта", — говорит Демидов: "но такой "казармы", какою оказался царскосельскій манеж, встрчать мн не приходилось", — "сразу почувствовалалось, что слухи о взрыв могли имть под собой почву"[243]. По окончаніи объзда депутатами казарм в ратушу пріхал дворцовый комендант фон Гроттен, с которым у Демидова произошел такой приблизительно разговор. "До прізда Государя, — сказал комендант, — я ничего не могу длать другого, как защищать дворец до послдней возможности. Я не могу ни с км входить в переговоры... Мы, конечно, нападенье отобьем, но это будет ужасно"... "Могу ручаться, — перебил генерала Демидов, — что этого не случится, если не будет какого-либо вызова со стороны дворцовой охраны". "За это я ручаюсь, — в свою очередь сказал Гроттен и попросил захать во дворец и поговорить с охраной. "Подумайте, генерал, — возразил депутат, — вдь говорить мы можем только от лица Гос. Думы. Мы должны сказать, что сейчас власть в руках Думы..., что царскаго правительства больше нт. Каково будет ваше положеніе? Стало быть и вы признали Думу..."
Этим характерным разговором и можно закончить описаніе, данное Демидовым той миссіи, которую он выполнил. Оно стоит на дистанціи огромных размров от описанія, которое подсказывало Керенскому его тогдашнее революціонное чувство и позднйшее желаніе перед иностранцами представить мощный единодушный порыв февральских дней и полную изоляцію уходившей в исторію монархіи[244]. По словам Керенскаго члены Думы были посланы для того, чтобы выяснить, в каком положеніи находится царская семья среди мятежнаго гарнизона. Демидов будто бы установил, что Царица была немедленно оставлена всми служителями и вынуждена была сама ухаживать за больными дтьми. Гроттен просил новую власть взять на себя охрану царской семьи. Позднйшій разсказ Демидова все это опровергает, как опровергает и занесенную в воспоминаніях Вырубовой версію о "приказаніи" Родзянко всей царской семь выхать из дворца: "когда дом горит, все выносят"[245].
Когда думскіе депутаты узжали вечером из Царскаго, им передали, что "ген. Иванов с какой-то частью шел на Царское, но его позд пустили по другому направленію". Слух был неврен. Иванов, как мы знаем, прибыл в Ц. С, нашел здсь все в состояніи довольно спокойном и охрану Царскосельскаго дворца надежной. Впечатлнія извстнаго инженера Ломоносова, поздно вечером пріхавшаго в Царское, гд жила его семья, сводились к тому, что "мстныя войска объявили себя нейтральными..."[246].