Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
цем такого богатства! Но я еще дам вам почувствовать мою
силу, хотя мне нравится прятать ее источник. Я стану ин-
кубом для вашего города*, раз вы отвергли меня и не из-
бираете в городской совет. Я, как злой кошмар, буду гнать
вас и душить, оставаясь сам невидимым… А этот жалкий
Рэморни туда же! Потеряв руку, он, как бедный ремес-
ленник, утратил с нею единственную ценную часть своего
существа – и он еще осыпает меня оскорблениями, как
будто хоть что-нибудь
силах пошатнуть стойкий ум, подобный моему! Обзывая
меня плутом, мерзавцем или рабом, он поступает не умнее,
чем если бы вздумал развлекаться, выдергивая мне волосы
в тот час, когда я держал бы в руке пружины его сердца. За
каждое оскорбление я тут же могу отплатить телесным
страданием или душевной болью… Хе-хе! Надо сознаться,
я не остаюсь у рыцаря в долгу!»
В то время как лекарь тешился своею дьявольской ду-
мой и, крадучись, пробирался по улице, за его спиной по-
слышались женские голоса.
– А, вот он, слава пречистой деве! Во всем Перте кто,
как не он, поможет нам сейчас! – сказал один голос.
– Пусть там говорят о рыцарях и королях, воздающих за
обиды, как это у них называется, а мне, кумушки, подайте
достойного мастера Двайнинга, составителя лекарств! –
добавил другой.
В ту же минуту лекарь был окружен и схвачен гово-
рившими – почтенными матронами славного города Перта.
– В чем дело? Что такое? – усмехнулся Двайнинг. – У
кого тут корова отелилась?
– Не в отёле на этот раз дело, – сказала одна из женщин.
– Умирает бедный малыш, потерявший отца. Иди скорее с
нами, ибо все наше упование на тебя, как сказал Брюс До-
налду, Властителю Островов*.
– Opiferque per orbem dicor60, – сказал Хенбейн Двай-
нинг. – От чего умирает ребенок?
– Круп у него… круп, – запричитала одна из кумушек. –
Бедняжка хрипит, как ворон.
– Cynanche Irachealis61. Эта болезнь быстро вершит свое
дело. Немедленно ведите меня в дом, – продолжал врач,
который зачастую оказывал помощь больным бесплатно –
невзирая на свою жадность, и человеколюбиво – несмотря
на свой злобный нрав. Так как мы не можем заподозрить
его в более высоких побуждениях, возможно его толкали
на это тщеславие и любовь к своему искусству.
Тем не менее в этом случае он, пожалуй, уклонился бы
и не пошел к больному, знай он, куда его ведут добрые
кумушки, и располагай временем придумать отговорку. Но
лекарь не успел сообразить, куда идет, как его чуть ли не
втолкнули в дом покойного Оливера Праудфьюта, откуда
доносилось пение женщин, обмывавших и обряжавших
тело покойного шапочника к назначенному на утро обряду.
60 Я не славлюсь по всему свету как подающий помощь (лат).
61 Старинное латинское обозначение дифтерии.
Их песнь, если ее переложить на современный язык, про-
звучала бы примерно так:
Дух незримый, дух парящий*,
Кротко на того глядящий,
В ком ты сам когда-то жил,
В чьем обличии ты был,
– Жди, крылами помавая,
Вправо, влево ли порхая.
Ввысь взлетишь иль канешь ты
– Жди у роковой черты!
Мстя за раннюю разлуку,
Неурочной смерти муку,
Подчини себе ты вновь
Тайной силой ум и кровь.
Коль того приметит око,
Кто пронзил тебя жестоко,
Коль того заслышишь шаг,
Кто тебя поверг во мрак,
– Силы тайные проснутся,
Мышцы дрогнут, встрепенутся,
Зев разверзнут раны вновь,
Взывая: «Кровь за кровь!»
Лекарю, как ни был он закален, претило переступить
порог человека, к чьей смерти он был непосредственно
причастен, пусть даже вследствие ошибки.
– Отпустите меня, женщины, – сказал он, – мое искус-
ство может помочь только живым – над мертвыми мы уже
не властны.
– Да нет, больной наверху – меньшой сиротка…
Пришлось Двайнингу войти в дом. Но когда он пере-
шагнул порог, его поразило, что одна из кумушек, хлопо-
тавших над мертвым телом, вдруг оборвала пение, а другая
сказала остальным:
– Во имя господа, кто вошел?.. Проступила большая
капля крови.
– Да нет, – возразил другой голос, – это капля жидкого
бальзама.
– Нет, соседки, то была кровь… Еще раз спрашиваю:
кто вошел в дом?
Женщины выглянули из комнаты в тесную прихожую,
где Двайнинг, встревоженный донесшимися до него об-
рывками разговора, нарочно замешкался и не шел дальше,