Приключения Джона Девиса

Дюма Александр

– О, вы счастливый отец.

– Да, в моем несчастье Бог благословил меня детьми. Зато, когда я с дочерьми и Фортунатом, я все забываю: и свое ремесло, и турок, и обещанное будущее, которое все не наступает.

– Но вы скоро расстанетесь с одной из них?

– Нет, потому что Христо Панайоти живет здесь, на острове.

– Позвольте спросить, скоро ли свадьба?

– Через неделю или дней через десять. Греческая свадьба вам понравится.

– А я ее увижу?

– А разве вы нам чужой?

– Но как же женщины обедают с гостями? Ведь им запрещено снимать покрывало.

– О, в особых случаях они его

снимают, впрочем они и носят покрывала не потому, что мы, мужчины, принуждаем их к этому из ревности, но больше по привычке, а отчасти и из кокетства. Дурнушки рады прятаться под покрывалом, а хорошенькие всегда найдут возможность показать свое лицо. Вы едете с нами гулять?

– Благодарю, вы знаете, что мне дано поручение. Если я тотчас не перепишу песню, Фатиница, думаю, никогда мне не простит, а мне не хочется, чтобы меня поминали лихом.

– О нет, я уверен, что мы друг о друге будем вспоминать с удовольствием, и надеюсь, что эти воспоминания снова приведут вас к нам, когда Греция вернет себе независимость… А пока прощайте, я сейчас же пришлю вам все, что нужно для письма.

Я поклонился Константину, и он ушел.

Мне принесли бумагу, чернила и перья, и я принялся записывать романс. Занимаясь этой работой, я увидел в окне горлицу; приподняв решетку линейкой, я привязал к ней шнурок, конец которого положил подле себя, а на подоконник посыпал хлебных крошек. Через минуту горлица прилетела, я дернул шнурок, и она очутилась в плену.

Это меня чрезвычайно обрадовало. Мне казалось, что я видел именно ее в руках Фатиницы. Горлица принесла мне благоухание уст Фатиницы, которые так часто к ней прикасались; это уже была не книга, безмолвная и безжизненная, а существо живое, трепещущее, символ любви. Я долго продержал птицу у себя и выпустил только тогда, когда услышал, что мои хозяева возвратились с прогулки. Но горлица, уже привыкшая ко мне, сидела на окне, а потом, когда Фатиница проходила через двор, она слетела прямо к ней на плечо, словно для того, чтобы тотчас передать ей слова любви, которые слышала от меня.

Через час пришли спросить, готова ли песня. Вечером, гуляя вдоль стен, я услышал в саду звуки арфы. Фатиница разучивала песню, которую я ей дал, но ушла в такое место, откуда, как она думала, я ее не услышу.

На другой день Константин за мной не пришел. Я спросил о нем: он ушел с утра к отцу Христо Панайоти, чтобы условиться о свадьбе. Я думал уже, что не увижу Фатиницы, и был в отчаянии, как вдруг дверь отворилась, и явился Фортунат.

Впрочем, в этот раз меня призвали только для того, чтобы поблагодарить. Фатиница выздоровела – вчерашняя прогулка пошла ей на пользу. Она побывала в гроте – поэма Уго Фосколо лежала возле нее. Веточки, которой я заложил страницы, не было.

Фатиница поблагодарила меня за сицилийскую песню. Я спросил, разучила ли она ее, и Фортунат тотчас ответил, что вчера вечером она пела ее ему и отцу. Я попросил спеть и для меня. Девушка сначала отказывалась со всем кокетством лондонской или парижской актрисы, но я сказал, что прошу этого в награду за мои визиты, и она запела.

Голос ее был очень широкого диапазона меццо-сопрано. Начиная петь, она приподняла край покрывала, и я увидел ее губки, похожие на вишни, и зубки, белые, как жемчужины.

Пока Фатиница пела, одна из горлиц уселась у нее на коленях, другая на плече. Последняя была ее любимицей –

именно ее я накануне заманил к себе. Избалованная горлица перешла с плеча на грудь, и, когда Фатиница, окончив песню, протянула ручку, чтобы положить арфу, птица сунула маленький свой клюв за корсаж и вытащила оттуда веточку, которую я напрасно искал глазами в книге.

Я чуть не вскрикнул. Фатиница поспешно опустила покрывало. Стефана и Фортунат не заметили ни моего ликования, ни смущения сестры. Фатиница, будто в наказание за то, что я угадал ее тайну, тотчас встала и, опершись на руку Стефаны, сказала мне: «Прощайте». Но, видно, подумав, что это слово слишком жестоко, прибавила:

– То есть до свидания: отец говорил, что вы будете на свадьбе сестры.

Свадьба должна была состояться через неделю. Наконец, долгожданный день настал.

Глава XXVIII

Рано утром весь дом был разбужен шумной музыкой, которая раздавалась с первого двора; я проворно оделся и подбежал к окну. Во двор входила толпа музыкантов, а за ними в ряд шли мужчины: двое первых несли на плечах козленка и барашка с вызолоченными рогами и копытами, остальные – баранов и овец, которые должны были составлять стадо невесты. За ними двенадцать слуг несли на головах закрытые корзинки с разными тканями, нарядами, драгоценными вещами и деньгами. В заключение процессии шли мужчины и женщины, поступающие в службу к невесте. Константин и Фортунат отворили им ворота, и они перешли с первого двора на второй, а потом в павильон, где и поднесли Стефане подарки, присланные женихом. Вскоре потом пришел и он сам со своими родственниками. Женщин ввели к Стефане, мужчины остались вместе. Через час пришли звать нас к невесте.

К чести будущих горничных Стефаны надо сказать, что они сделали все, что могли, чтобы скрыть красоту госпожи своей под множеством самых необычных украшений. Прежде всего, в этом удивительном наряде поразил меня головной убор: он был в три этажа и походил на то, что в военных оркестрах называют китайской шляпой; фундамент пирамиды составляли волосы, а убранством служили золотая бумага, цехины и цветы. На щеках был толстый слой белил и румян, а руки расписаны продольными красными и голубыми полосками, и на всех пальцах было по нескольку колец и перстней.

Я тщетно искал Фатиницу среди женщин, которые тут стояли; не найдя ее, я подумал, что она еще одевается. Через несколько минут она явилась. Покрывала на ней не было, румян и белил тоже, и, против обыкновения, никакое постороннее украшение не скрывало, не портило ее восхитительного лица. Она окинула глазами всю комнату, и взгляд ее на минуту остановился на мне. В руках у нее было множество золотых ниток разной длины, но все парами. Нитки, которые были у нее в правой руке, она подала мужчинам, а из левой – женщинам. Молодой человек и девушка, у которых оказывались одинаковые нитки, должны были провести все время свадьбы вместе, потом кавалер отдавал нитку своей даме. Если он ей понравится, она свяжет обе нитки узелком и положит под образ Святой Девы в надежде, что и на Небесах будет связано то, что связано на земле. Когда очередь дошла до меня, Фатиница не дала мне времени выбрать и сама подсунула мне нитку. Потом мужчины пошли отыскивать свою пару, и разумеется, что случай и любовь мне благоприятствовали: моей дамой была Фатиница.