Пурга в ночи
Шрифт:
Михаил Сергеевич обернулся. Около него стоял Смирнов. От него, как всегда, попахивало водкой. Большие выпуклые глаза смотрели дружелюбно и немного насмешливо. Какие у него чистые глаза! Уже в который раз Мандриков обращал внимание на белки Смирнова. Они соперничали со снегом.
— Честно признаться, не очень уверен, — в тон Смирнову ответил Мандриков и обратил внимание, что Смирнов сменил старенькую кухлянку на новую. На нем щегольски расшитые торбаса и варежки. Борода подстрижена.
— Давайте-ка я вас научу, мне все равно нечего делать. Ну, садитесь на нарту!
Мандриков послушно сел. Смирнов привычно, даже с некоторым изяществом, взмахнул остолом, крикнул, и упряжка дружно взяла с места. Мандриков уцепился за нарту. Смирнов догнал собак быстрее. За упряжкой Мандрикова двинулись остальные. Воздух наполнился криками каюров, скрипом снега, пожеланиями и шутками остающихся.
Длинный караван двигался к копям. Смирнов легко бежал рядом.
— Для кого же вы уголь будете возить бесплатно?
— Для тех, у кого нет упряжек, кто беден.
Мандриков приглядывался к своему попутчику. Что он делает в Ново-Мариинске, чем занимается? Сколько раз Михаил Сергеевич собирался поговорить со Смирновым и разузнать подробнее о Киселеве, но все не было времени. Сегодня обязательно расспрошу, решил он и оглянулся. За ним резво бежали упряжки. Кто ехал на нарте, кто, как Смирнов, бежал рядом с ней. За Мандриковым ехал Берзин. Больное лицо его казалось очень бледным на фоне заснеженного простора.
Глаза Михаила Сергеевича скользили по заливу, по далеким сопкам, по проторенной дороге, ведущей к шахтам. Она темно-серой лентой перерезала толстый слой мягкого, пушистого снега. От всего веяло спокойствием, а от шума каравана — радостью.
— Значит, вы добренькие, о всех заботитесь, — улыбался Смирнов.
— О тех, кто в этом нуждается. — Мандриков не понимал, к чему клонит Смирнов. — И не добренькие, а справедливые.
— Слыхал я уже о справедливости. — Смирнов взмахнул остолом. Лицо его стало замкнутым, и больше в разговор он не вступал.
На дороге стали встречаться шахтеры. Поодиночке, небольшими группами они шли к Ново-Мариинску. Первым, кого увидел Мандриков, был Кулемин. Лицо его было испитое, обросшее. Он угрюмо смотрел на, пролетающие мимо упряжки. Гринчук крикнул:
— Толстая Катька о тебе закручинилась. Беги шибче!..
— Пшел ты к …! — выругался Кулемин, кутаясь в дырявый, обшарпанный тулуп.
Затем Мандриков увидел четырех шахтеров. Он попросил Смирнова остановить упряжку, встал с нарты.
— Куда путь держите?
— На пост. В трактир, — охотно ответили шахтеры и поинтересовались: — А это что за табор?
Мандриков объяснил и добавил:
— Возвращайтесь. Послушайте о том, что в мире происходит.
— Человек человека за глотку жмет, — проговорил один.
— Колчак-то где? Знаешь? Расскажи! — заинтересовался другой.
— Знаю. — Мандрикову очень хотелось, чтобы шахтеры вернулись. — По карте покажу.
Воздух огласили нетерпеливые голоса. Мандриков задержал весь караван. Он снова предложил вернуться и сел на нарту. Смирнов оглянулся.
— Надо же, от водки отказались шахтеры. Обратно шагают.
Шахтеры действительно возвращались. Так сделали почти все, кого они встретили. Только несколько человек, поколебавшись, продолжали свой путь в Ново-Мариинск.
Караван нарт на копях заметили издалека. Встретили его все шахтеры. Вид у них был настороженный, у некоторых испуганный.
К Мандрикову первым подошел Бучек.
— Что за эшелон? За углем? Ну, надо бы предупредить, а то переполох подняли.
Харлов укоризненно покачал головой:
— Увидели ваш поезд и давай всякую чушь болтать. А мы не знаем, что и говорить. Эх, разве так можно?
— Мы хотели сюрпризом, — смутился Мандриков.
— Погляди, что твой сюрприз с грозными колчаковцами сделал!
Трифон Бирич и Перепечко стояли бледные. Малинкин прятался за спинами шахтеров. Неизвестно нам пущенный слух быстро облетел всех: ревкомовцы приехали суд-расправу чинить за то, что не хотели мясо давать. Мандриков, увидев, что их встречают хмурые лица, беспокойные, злые глаза и недобрая тишина, встал на нарту и приветливо крикнул:
— Здравствуйте, товарищи! Принимайте гостей!
Шахтеры недружно откликнулись:
— Здравствуй!
— Здравствуй, коли не шутишь!
— В гости, кажись, не звали!
— Незваный гость хуже татарина!
— А с ними и Мальсагов!
От такой встречи упало настроение. Тут на помощь Мандрикову пришел Якуб.
— Я татарин — я гость!
Шахтеры засмеялись. Мандриков снова заговорил:
— Сегодня ночью наша радиостанция приняла из Охотска, где тоже Советы, сообщение, что вчера в Шкотово, под Владивостоком, восстал белогвардейский гарнизон. Солдаты перебили офицеров и с оружием и боеприпасами перешли к партизанам.
Сообщение произвело впечатление. Кто-то крикнул:
— А где это самое Шкотово?
— Сейчас я вам покажу на карте. — Мандриков видел, что в настроении шахтеров наступила перемена. — Но стоять на улице холодно. Приглашайте к себе в барак. Поговорим там…
— Пошли! Айда! — Шахтеры зашумели. Опасения исчезли. Да и приглядевшись, шахтеры увидели, что у приехавших нет оружия. Но кто-то осторожно спросил:
— А чего вас так много приехало?
Мандриков объяснил.
— Чудно, — покачал головой шахтер.
— А чего чудно? — возразил хмурый детина. — Дело стоящее — беднякам помочь. По-нашему, по-шахтерски.
— Ну, ведите к себе.
Михаила Сергеевича окружили шахтеры. С ними смешались ревкомовцы, и все вошли в барак. Тут же были зажжены снесенные со всех копей лампы. Мохов быстро прикрепил к стене у двери карту. Она свешивалась от потолка до самого пола. Старая надпись «Административная карта Российской империи» была замазана черной краской, а поверх красной было выведено: «Революционная карта Советской России». Кто-то громко по слогам читал: