Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
На этом записка обрывалась…
Бурзенко спрятал ее в карман. «Передам Левшенкову, – решил он, – центр собирает документы о зверствах. За все, гады, заплатят нам сполна!»
Когда Андрей снова поднимался в вагон, его кто-то окликнул. Он обернулся и увидел Гельмута Тимана. Тот сделал ему знак рукой. Андрей поспешил к Тиману.
– Ты должен мне помочь, – сказал он. – Давай тележку!
Бурзенко покосился на охранников и торопливо подкатил свою тележку.
– Стой здесь! – коротко бросил Тиман и скрылся в дверях вагона, в котором помещалась охрана.
Вагон был пуст. Конвоиры, уставшче за дорогу, рассыпались по эсэсовскому городку, продавая и меняя награбленное
Тиман высунул голову из вагона, осмотрелся и спрыгнул вниз. Андрей увидел, что он прижимал к себе ручной пулемет.
Бурзенко нагнулся к тачке и приподнял один труп.
– Прячь сюда.
Спрятав пулемет под мертвыми, Тиман вторично полез в вагон и вернулся с двумя железными коробками. Такие коробки были знакомы Андрею.
«Есть и патроны!» – радостно подумал он.
Поспешно надев ремни, Андрей рванул тачку, почти не ощущая тяжести. Тиман, помогая, подкатывал тележку сзади и усиленно орал:
– Торопись! Шнель! Шнель!
А завидев поблизости эсэсовцев, начальник операционного отделения принимался неистово ругаться.
Они благополучно миновали первое оцепление, прошли ворота. Все трупы свозились во двор крематория. Тиман шепнул:
– Сворачивай к больнице.
«Только бы не нарваться на эсэсовцев», – подумал Андрей.
Не успели они отъехать от ворот, как из-за угла бараков вышла группа блокфюреров.
– Куда везешь, русская свинья? Забыл, где крематорий?
Побледневший Тиман спокойным тоном возразил:
– Это не трупы, гepp блокфюрер. Они еще дышат! Майор Говен приказал доставить в больницу.
Имя Говена произвело впечатление.
– Какого черта медлите, – эсэсовец переменил тон, – шевелись!
Появление пулемета и патронов привело в неописуемую радость подпольщиков. Особенно радовался Бакланов.
В конце марта американские войска, наступавшие на Западном фронте, были задержаны возле города Эрфурта, расположенного в двадцати километрах от Бухенвальда. Союзническое командование недоумевало: до сих пор немцы, спасаясь от русского плена, сдавались союзникам большими группами, стремительно шли навстречу американцам форсированным маршем в полном боевом снаряжении. Города и оборонные объекты сдавались без боя, выбрасывали белые простыни. А тут – что-то неладное! – нацисты губительным огнем встретили американские колонны.
Американцы несколько раз проводили сильную бомбежку и артиллерийскую подготовку, но и после этого все атаки оказались безуспешными. Нацисты упорно оборонялись.
Триумфальное шествие американцев срывалось. Они затоптались на месте, застряв почти на две недели на подступах к Эрфурту.
Командование американских войск знало, что поблизости расположен крупнейший фашистский концентрационный лагерь Бухенвальд, лагерь смерти, в котором томятся около ста тысяч узников. Знало и то, что большинство заключенных – антифашисты и коммунисты. Американские генералы, бесспорно, догадывались о том, что гитлеровцы намерены уничтожить своих узников и замести следы гнусных преступлений. Именно поэтому так упорно удерживали нацисты подступы к Эрфурту, который является ключом к Бухенвальду. Однако, зная все это, американские генералы не приняли решительных мер, не развернули наступления, не оказали надлежащей поддержки тысячам узников, жизнь которых висела на волоске.
Задержав наступление американских войск, нацисты не теряли напрасно времени. Они лихорадочно готовились выполнить чудовищный план уничтожения Бухенвальда.
Эсэсовцы увеличили количество пулеметов на вышках, окружили лагерь тремя огневыми кольцами –
Из берлинской имперской канцелярии ежедневно по радио вызывали коменданта лагеря. В шифрованной радиограмме Кальтенбруннер нетерпеливо спрашивал: «Как идут дела?» И всем, даже служащим, было ясно, чем интересуется высокое начальство.
Фашисты нервничали. Кальтенбруннер требовал ежедневно подробной информации о проделанной «работе», интересовался ходом подготовительных мероприятий, торопил коменданта лагеря с приведением в исполнение чудовищного плана.
Комендант старался, как мог. Все эсэсовские части были приведены в боевую готовность. План уничтожения, разработанный с немецкой аккуратностью и педантичностью, был доведен до сведения каждого подразделения. Часовые стрелки на главной башне концлагеря отмеряли последние часы жизни узников. Эсэсовские чиновники спешно покидали офицерский городок. Вместе со своими семьями они удирали в центральные области Германии.
Выполняя приказ имперского управления охранных отрядов СС, майор Говен ликвидировал Гигиенический институт, сжег архив и уничтожил все «вещественные доказательства». Лаборатории, диагностический кабинет, испытательные камеры превратились в склады одежды заключенных и старой мебели.
Уничтожая архив, майор не предал огню многие важные документы. Он спрятал в свои чемоданы вместе с награбленным добром и драгоценностями результаты многолетних секретных экспериментов на живых узниках. Он верил, что эти анализы и исследования будут высоко оценены заокеанскими коллегами.
Накануне отъезда из Бухенвальда Говен встретился с фрау Эльзой. Майор знал, что ее постигло большое несчастье: она потеряла мужа.
Генерал вооружения, наследный принц Вальден, тот самый, что приезжал с комиссией в Бухенвальд, не мог простить Коху его высокомерия и надменности. Принц следил за всеми действиями Карла Коха и ждал благоприятного момента, чтобы отомстить. Ему удалось узнать через своих агентов, что главный инспектор концлагерей на оккупированных территориях утаил огромное количество награбленного золота и драгоценностей, которое предназначалось к отправке в государственную казну. Против Коха начали судебное следствие. Имперское управление охранных отрядов вынуждено было покончить с Кохом. Он был приговорен к смертной казни.
На вилле бывшего коменданта царил беспорядок. Слуги спешно упаковывали в просторные ящики мебель, картины, ценные вещи. На паркетном полу валялись осколки разбитой вазы, куски плотной оберточной бумаги, серебряный подсвечник и скомканные платья.
– Где фрау Эльза? – спросил майор у служанки.
Говен с волнением переступил порог комнаты, в которую мечтал попасть не в качестве гостя.
Фрау Эльза в черном траурном платье, но без скорби на лице сидела у небольшого столика и торопливо перебирала бумаги. Увидев Говена, она порывисто встала, откинула назад копну рыжих волос и, улыбаясь, протянула майору руки: