У неё была слишком хорошая память
Шрифт:
Полисмен слушал с удовольствием.
— Вижу, дела пошли лучше! Возвращается вкус к жизни? Честное слово, Сэм О’Келли не хуже вашего Джонни... Если я буду знать, где вас найти через полтора часа, выпьем вместе по рюмочке. Я не женат, а одному так скучно.
Она посмотрела на него. На вид он был очень крепкий. Может быть, если этот здоровяк будет рядом, Тот не нападет на неё?
— Я буду «У Тима». Знаете, где это?
— А как же! Обязательно, приду!
— Я буду вас ждать... Но если вы случайно встретите мистера Моргана, скажите, что я вспомнила песню.
Сэм понимающе улыбнулся.
— Догадываюсь, бэби. Доверие за доверие: он тоже помнит песенку. А теперь беги, потому что если пройдет какая-нибудь «шишка» и заметит, что
Слушая удаляющиеся шаги девушки, Сэм О’Келли расправил плечи, как парень, привыкший к победам. Он и не подозревал, что никогда не узнает, какого цвета глаза Доры Карпентер.
***
Стефен Морис дышал тяжело и нервно, он стоял, прижавшись к стене, и ощущал все ее неровности. Он уже несколько раз чуть не бросился к своему дому. Со своего места, немного наклонившись, он мог различить свет, проникающий через ставни его окон. Жена ждала его. От этого у него было тепло на сердце. Не беспокоясь о том, что произойдет после, он желал лишь одного: еще раз вдохнуть воздух своего жилища, обнять Глэдис и ощутить запах лавандового шотландского мыла. Он подождал, пока пройдут несколько прохожих, и маленькими, осторожными шагами стал медленно приближаться к дому.
Боб Флэхом и Джилберт уже много лет служили в лондонской полиции. Отбросив честолюбие, они дожидались пенсионного возраста и старались избегать сложных ситуаций, а поскольку они хорошо знали и дополняли друг друга, им часто давали задание вместе. Им поручали задачи, в решении которых первостепенную роль играло терпение. Лишившись решительности, свойственной молодым, они не напрягали воображение, чтобы в повседневных событиях распознать первые признаки преступления. События воспринимались ими как таковые, так, как они происходили. Уже вторую ночь они проводили на Сэттор-стрит, поджидая возможное возвращение убийцы, которого, должно быть, очень тянуло к семье. По правде говоря, и один, и другой были больше поглощены своими собственными заботами, чем слежкой: Боб Флэхом — деформирующим ревматизмом жены, Джилберт Мэдит — экзаменом, который должна была сдать дочь, чтобы стать секретаршей. Однако даже тогда, когда они беседовали о своих делах, старый инстинкт не подводил их: не отдавая себе отчета, они внимательно следили, не происходило ли на улице что-нибудь необычное. Когда Боб Флэхом рассказывал о новом лечении, которое врач порекомендовал миссис Флэхом, напарник быстро сжал ему руку. Он тут же затих, повинуясь молчаливому знаку, слегка высунулся из укрытия и различил мужской силуэт, продвигающийся к ним по затемненным местам улицы.
***
Дора поочередно испытывала то глубокую подавленность, то дикую решимость; она смотрела на встречных прохожих то как попавшаяся судьбе жертва, то как существо, способное бороться всеми своими силами. Она поехала на метро, где было больше народа, так она скорее должна была добраться до Сохо: там, у себя, было не так страшно. Когда она уже шла по Грик-стрит, ее окликнули:
— Привет, мисс Карпентер!
В другой раз Дора бы оскорбилась, что к ней на улице обратился бродяга, но в эту ночь ей было не до высокомерия. Она остановилась и немного поболтала с Кромвелем, которого часто встречала у Филлис, он ходил ей за покупками. Подсмеиваясь над великосветскими замашками Кромвеля, девушка позвала его в кафе и предложила выпить рюмочку. Кромвель был не столько тронут, сколько удивлен этим великодушием и весело последовал за своей спутницей. Посетители обратили внимание на их появление, но они беззаботно устроились за столиком. Когда сели, Дора начала излагать нищему свои беды. Как только она открыла рот, Кромвель выразил ей свои соболезнования по поводу смерти подруги, он надеялся, что убийцу скоро найдут и накажут по заслугам. Тогда девушка стала рассказывать, как и зачем ее привлекали в Скотланд-Ярд и о чем с ней говорил инспектор Морган. А когда Дора объяснила, какую песню она вспомнила при помощи радио,
— Послушайте, мисс. Я знаю одного типа, который часто напевает эту песенку. Только не могу себе представить, чтобы он убил мисс Филлис! В Лондоне многие что-нибудь мурлычут, например, те, кто приезжает из других мест.
— А кого же вы знаете?
— Не могу сказать, ведь я не уверен. Потом, у него с вашей подругой не было ничего общего. Не хочу, чтобы меня запрятали в тюрьму за ложное показание, ясно?
— Я никому не скажу.
— Нет, мисс. Поверьте мне, не забивайте себе голову ерундой, вам и так несладко.
Дора рассказала и о своем неудачном посещении Скотланд-Ярда, и об обещании полисмена прийти к ней в кафе. Бродяга усомнился в намерениях полицейского; по его мнению, тот просто пошутил и вряд ли придет на свидание. Он посоветовал девушке скорее вернуться домой, тщательно запереться и дожидаться утра, чтобы снова пойти в Скотланд-Ярд. Он же заглянет в «Еловую шишку» и, если увидит мистера Моргана, скажет ему, что Дора хочет поскорее встретиться с ним. Может быть, он зайдет к ней или кого-нибудь за ней пошлет.
— У него есть ваш адрес?
— Да, он записал.
На улице Дора пожала Кромвелю руку, думая о том, какая она грязная. Девушка была признательна ему за совет и чувства, что после того, как она рассказала о своем секрете, между ними возникло что-то вроде дружбы.
***
От напряжения Стефен Морис весь вспотел, несмотря на ночную прохладу. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы дойти до порога своего дома. Рука его так дрожала, что он не мог вставить ключ-в замочную скважину. В тот момент, когда он наконец отпер дверь, он почувствовал их присутствие, не видя их, и понял, что все было кончено, что он не вернется домой, не увидит свою жену. Они встали по обеим сторонам. Два гиганта, вышедшие из темноты. А там, наверху, Глэдис ждала его, ни о чем не подозревая. Морис быстро посмотрел на них. Непроницаемые лица, лишавшие его всякой надежды. Он тихонько заплакал. Боб Флэхом спросил:
— Стефен Морис?
У него не было сил отвечать, он сделал лишь утвердительный знак головой. Тогда Боб Флэхом надел на него наручники.
***
Играя в паре с Лонгхинсом, Морган вышел победителем в партии с Хелли и Ларсоном. Приближалось время закрытия. Все четверо встали, чтобы размять ноги, выпрямились, продолжая комментировать игру, которая только что окончилась. Миссис Лонгхинс уже ушла спать. Каждый собирался сделать то же самое, за исключением Толстяка Моргана, который хотел зайти в Скотланд-Ярд чтобы узнать, не было ли чего нового о Морисе. Имя беглеца, опять всплывшее в разговоре, сначала вызвало паузу, а потом обычную реакцию, Ларсон, который, казалось, переживал больше других, заявил:
— Я не понимаю вот что: Морис физически слабый, а Филлис была крепкой девушкой,
— Ну и что?
— А то, что она не могла позволить зарезать себя, не защищаясь.
Вмешался Лонгхинс:
— Можно подумать, что ее застали врасплох, потому что она и вправду была не из хлипких, верно, мистер Хелли?
— Я вам уже сказал, что не припоминаю ее.
Хелли вызывал у Моргана интерес. Он явно лгал, но почему?
Может быть, боялся своей жены, которая устроит ему сцену, если узнает, что ее муж замешан, хоть и очень косвенно, в истории, первая роль в которой принадлежит молоденькой девушке? В таких случаях полицейский каждый раз поздравлял себя, что не был женат.
Хозяин «Еловой шишки» вывел его из размышлений:
— А по-вашему, мистер Морган, есть ли шанс, что Морис невиновен?
— До того, как я его допрошу, ничего сказать невозможно; но если он не виноват, почему убежал?
Никто не ответил. Все понимали, что их предположения могли усугубить вину Мориса. Моргана тронуло это стесненное молчание. Верная дружба — большая редкость! Ему не хотелось уходить, не подбодрив их хоть чуть-чуть,
— Во всяком случае, есть надежда... что это не Морис.