Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Гуго зажегъ фонарь и пошелъ впереди, за нимъ Агриппа, а потокъ испанецъ, положивъ руку на эфесъ шпаги Они прошли въ молчаньи черезъ комнату, потомъ черезъ корридоръ и, войдя въ башню, поднялись до лстниц въ комнату, гд стоялъ сундукъ.
— Вотъ и мои мшки, сказалъ Агриппа, открывая крышку… они легонькіе… посмотрите… а все таки въ нихъ порядочный кушъ… Отдаю ихъ на ваше охраненіе.
— Будьте покойны, отвчалъ дон-Гаэтано, взвшивая ихъ на рук, потомъ бросилъ ихъ назадъ въ сундукъ. Раздался металлическій звукъ и глаза солдата сверкнули
— Дверь-то не совсмъ ладно затворяется, продолжалъ Агриппа самымъ простодушнымъ голосомъ; дерево все источено червями… да и замокъ ненадеженъ… но вы будете близко — и мн нечего бояться.
— Еще бы! Я одинъ стою цлаго гарнизона.
— Само Небо послало васъ сюда…
— Ну, да! разумется!
Вс трое спустились назадъ по лстниц и Агриппа показалъ испанцу на стол въ его комнат большую кружку вина и добрый кусокъ мяса.
— Постель ваша готова; не нужно-ли еще чего? спросилъ онъ у него. Оказывая намъ такую услугу, вы, надюсь, не станете церемониться.
— Нтъ, благодарю; больше ничего не надо.
— Значитъ, я смло могу идти въ деревню, гд меня ждутъ?
— Хоть сейчасъ, если хотите, отвчалъ дон-Гаэтано, разстегивая поясъ.
— А завтра задамъ вамъ такой завтракъ, что вы не скоро его позабудете! вскричалъ Агриппа нжнымъ тономъ.
Они обнялись, Агриппа затворилъ дверь и ушелъ съ Гуго.
— Начинаете понимать, графъ? спросилъ онъ.
— Да, немного; но ты увидишь, что твоя хитрость пропадетъ даромъ.
На другой день на зар, Агриппа и Гуго пошли въ комнату испанца; въ ней никого не было и дверь была отворена. Агриппа моргнулъ глазомъ и, взглянувъ на Гуго, сказалъ:
— Когда птичка вылетла изъ гнзда, значитъ — улетла за кормомъ.
— Послушай-ка, сказалъ Гуго, схвативъ его за руку.
Изъ башни раздавались глухія проклятія. По мр того какъ они подвигались дальше по корридору, крики становились явственне. Въ конц корридора они увидли, что люкъ открытъ, и, нагнувъ голову надъ черной дырой, они замтили внизу, въ темнот, человка, который ревлъ и бился.
— Какъ? это вы, дон-Гаэтано? сказалъ Агрипла ласковымъ голосомъ… что это за бда съ вами случилась? Я и то безпокоился, не найдя васъ въ постели… Она совсмъ холодная… Не дурной-ли сонъ васъ прогналъ съ нея? или вы услышали какой нибудь шумъ?
— Именно! отвчалъ Гаэтано, сверкая взоромъ. Мн приснилось, что кто-то пробирается къ вашимъ мшкамъ… я всталъ поспшно… и съ перваго же шагу въ эту проклятую башню… оборвался въ яму.
— Не очень зашиблись, надюсь?
— Нтъ… не очень… Но вытащите меня поскорй… я продрогъ и не прочь отвдать общаннаго завтрака.
— Вотъ это умно сказано, господинъ гидальго; но этотъ завтракъ вы получите, заплативши прежде выкупъ.
— Выкупъ, я?… Что это значитъ?
— Очень ясно и вы сейчасъ меня поймете, любезный другъ.
Агриппа услся поудобне надъ самой дырой, свсивъ въ нее ноги.
— Вы совсмъ не дурной сонъ видли, мой добрый Гаэтано, сказалъ онъ, и вовсе не шумъ
— Клянусь вамъ всми святыми рая…
— Не клянитесь:. святые разсердятся. Сознайтесь, что еслибы вы въ самомъ дл вскочили съ постели вдругъ, неожиданно, то не успли бы одться, какъ слдуетъ, съ головы до ногъ, надть шляпу, прицпить шпагу; ничто не забыто, ни сапоги, ни штаны, — хотя сейчасъ дать тягу!… Ну, а какъ за всякое худое дло слдуетъ наказанье, то выверните-ка ваши карманы, чтобъ показать намъ, что въ нихъ есть, и подлимся по-товарищески… Да и во всякой стран такъ ужъ водится, что побжденный платитъ штрафъ!
Дон-Гаэтано божился и клялся тысячью милліоновъ чертей, что у него въ карманахъ не бываетъ никогда и шести штукъ серебряной мелочи.
— Ну, какъ хотите, сказалъ Агриппа и, поднявъ люкъ, сдлалъ видъ, что хочетъ закрыть его.
— Когда вы пообдаете и поужинаете мысленно, я прійду завтра поутру узнать, не передумали-ль вы, продолжалъ онъ. Ночь, говорятъ, хорошій совтникъ.
Испанецъ кричалъ и вопилъ, какъ бсноватый; Агриппа не обращалъ на это ни малйшаго вниманія. Пришлось сдаться. Мошенникъ вывернулъ карманы; въ нихъ таки довольно было.
— Бросьте мн четыре пистоли, а остальнаго мн не нужно, сказалъ Агриппа; я вдь не злой.
Четыре монеты упали къ его ногамъ.
— Поскорй теперь лстницу, крикнулъ дон-Гаэтано.
— А вотъ вашъ ученикъ, для котораго всякое желаніе учителя законъ… онъ и сходитъ за лстницей. Но прежде надо исполнить еще одну маленькую формальность.
— Формальность? какую это?… Говорите скорй, я озябъ порядкомъ.
— Остается только передать мн безъ разговоровъ вашу длинную шпагу и хорошенькій кинжалъ, что виситъ у васъ на пояс.
— Это-жь за чмъ?
— А за тмъ, что вамъ можетъ прійдти въ голову нехорошая мысль пустить ихъ въ дло, а изъ этого для вашей же милости вышли бы такія непріятности, память о которыхъ осталась бы навсегда на вашей кож.
Дон-Гаэтано подумывалъ о мести и не ршался отдать оружіе.
— Ну, чтоже? крикнулъ Агриппа: опускать люкъ или лстницу?
Единственное средство спасенія показывало концы свои сверху въ отверстіе ямы; плнникъ тяжело вздохнулъ и, вынувъ изъ ноженъ шпагу и кинжалъ, подалъ ихъ рукоятками Агрипп, который схватилъ ихъ проворно.
— Славное оружіе! сказалъ онъ, осматривая ихъ; сейчасъ видна работа толедскихъ оружейниковъ, именно стоитъ такого кавалера, какъ ваша милостъ.
Потомъ прибавилъ, улыбаясь:
— Я былъ увренъ, что мы съ вами поладимъ, а теперь, сеньоръ, можете выходить на свтъ Божій.
Лстница опустилась въ погребъ, а между тмъ Драконъ и Фебея, прибжавшіе вслдъ за Гуго, уставили черные морды въ отверстіе. Агриппа взялъ ихъ за ошейники
— Два неразлучныхъ съ нами пріятеля! сказалъ, онъ.