Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

— Что вы вчера вс длали? — спросила ее.

— Валялись вс по диванамъ по парно. Только одна Кити оста[лась] d'epareill'ee. [1114] Ну, мы ее утшали.

Анну удивило это, но пріятно. Притомъ думать ей некогда было. Къ обду ее повелъ Вронской. За обдомъ былъ разгов[оръ] общій; она только успла сказать ему, что ей нужно переговорить съ нимъ. Посл обда вс пары разошлись по саду и терасамъ. Хозяйка сама отвела Анну съ Вронскимъ на терассу за цвты и оставила ихъ тамъ.

1114

[без пары.]

Разговоръ о Корнаков, о крокет, пока уходила хозяйка, потомъ взглядъ любви молчаливый, говорившій: «Ну, теперь мы одни,

мы можемъ все сказать». «Но это все уже сказано. И зачмъ въ эти эмпиреи входить?» сказалъ его ласковый, спокойный взглядъ.

— Нтъ, они очень милы, — сказалъ Вронской. — Я хотлъ быть у васъ, но ждалъ видться, и нигд не можетъ [быть] удобне, чмъ здсь.

— Зачмъ ты хотлъ меня видть?

— Зачмъ? зачмъ? — сказалъ онъ улыбаясь.

Она не отвтила ему улыбкой. Она не смотр[ла] на него.

— Да, но я должна хать въ Петербург. Вотъ читайте. — Она подала письмо.

— Письмо ничего не значитъ, значитъ ваше ршенье. [1115]

Онъ сказалъ это. Она понимала, что онъ хотлъ, чтобы она поняла подъ этимъ; но въ его тон, въ его покойной поз посл обда было что то оскорбившее ее своей холодностью.

— Я понимаю, — началъ онъ, испуганный ее волненіемъ, — я все понимаю и потому...

— Тутъ нечего понимать, — сказала она съ грустной улыбкой. — Мн нечмъ гордиться, я погибшая женщина и больше ничего. И длай со мной что хочешь.

1115

Зачеркнуто: — Какое же мое ршеніе?

— Такъ надо оставить...

— Нтъ, только не это. Я завтра поду въ Петербурга и увижу его и завтра вечеромъ приходи.

Не смотря на попытки его вернуться къ разговору, она настояла на своемъ и совершенно успокоилась, вечеръ проведенъ былъ счастливо и спокойно.

* № 77 (рук. № 57).

Она бы все въ мір отдала теперь, чтобы быть опять въ томъ неопредленномъ положеніи, въ которомъ она была до скачекъ и которое она называла мучительнымъ. «Была ли когда нибудь женщина въ такомъ ужасномъ положеніи?» спрашивала она себя. Письмо было отъ Бетси. Она звала ее на большую партію крокета къ Ильменамъ: «Это все конечно для меня, — подумала Анна. — И тмъ лучше».

— Кофей готовъ, и Мамзель Кордонъ съ Сережей пришли, — сказала Аннушка, удивляясь на медленность, съ которой нынче одвалась ея барыня.

Анна быстро одлась, но ей надо было сдлать усиліе надъ собой, чтобы войти въ столовую, гд обыкновенно ожидали ее кофей и сынъ съ гувернанткой. Сережа въ своей бленькой курточк возился у стола подъ зеркаломъ съ цвтами, которые онъ принесъ. M-lle Cordon имла особенно строгій видъ, и опять кровь прилила къ лицу и къ ше Анны. «Она все знаетъ, она сейчасъ скажетъ», подумала она. И дйствительно, M-lle Cordon объявила, что она не можетъ оставаться въ дом...... если Сережа будетъ также indisciplin'e. [1116] Съ трудомъ понявъ, что дло въ томъ, что Сережа былъ не послушенъ и impertinent, il raisonne, il vient de manger, [1117] сълъ тайно два персика, Анна постаралась успокоить M-lle Cordon и подозвала сына. Она сдлала ему выговоръ, успокоила M-lle Cordon, подтвердила положенное ею наказаніе и сла за кофе, испытывая успокоеніе. Какъ эта самая привычка сына прежде мучила ее! Теперь же она и не думала о немъ.

1116

[недисциплинирован.]

1117

[дерзок, он рассуждает, он только что съел,]

«Что же, неужели я равнодушна стала къ Сереж?» Она взглянула на него, провряя свое чувство; курчавые, рыжеватые волоса, холодный, хотя и дтскій, но холодный взглядъ маленькихъ глазъ, толстыя, большія, костлявыя, голыя колни, улыбка робкая и притворная. [1118] «Нетолько равнодушна, но онъ непріятенъ мн — это маленькій Алексй Александровичъ. [1119]

Боже мой, что я буду длать? Я не могу оставаться съ этими мыслями, съ этой неизвстностью». [1120]

1118

Зачеркнуто: и его склонность резонировать

1119

Зач.: Да, я не только несчастная, я гадкая женщина, я потеряла даже любовь къ сыну.

1120

Зач.: — Извините меня, мн надо писать письма.

Она вышла въ садъ, чтобы быть одной и обдумать свое положеніе.

— Нтъ, я нынче не пойду гулять, — сказала она Сереж (это было обычное время гулянья ея съ сыномъ, во время котораго она отпускала гувернантку), — за то, что ты дурно велъ себя. Мн надо написать письма.

Она подошла къ столу, открыла бюваръ. «Но что же я напишу Вронскому, пока не имю отвта мужа? Если бы я видла его. Зачмъ я не сказала вчера?» И опять, опять краска стыда покрывала ея щеки. Она встала отъ стола и вышла на терассу и стала по привычк оглядывать цвты.

Шумъ колесъ мимо ограды заставилъ ея оглянуться. Между дравий[?] изгородью и оградой промелькнулъ кузовъ кареты. Карета остановилась у подъзда. «Это отъ него, — подумала она. — Это Иванъ Викентьичъ, это карета за мной».

Она прислушалась. Какіе то голоса говорили въ передней, женскій и мужской, она не могла разобрать. Послышались шаги съ скрипомъ толстых подошвъ. Хотя она знала этотъ скрипъ сапогъ лакея Корнея, за которые она даже выговаривала ему, она не узнала ихъ. Чтобы скрыть свое волненіе, она поспшно обернулась къ цвтамъ и стала перевязывать ихъ. Это былъ Корней, она узнала его голосъ.

— Княгиня Марья Ивановна съ сыномъ, изъ Москвы, — доложилъ онъ. [1121]

«Ахъ, я забыла», подумала Анна. Это была тетка ея Княгиня Марья Ивановна и та самая, у которой она жила въ К., гд вышла замужъ за Алекся Александровича, бывшаго тамъ губернаторомъ, и общавшая пріхать на этихъ дняхъ въ Петербургъ для опредленія старшаго неудавшагося сына въ какое нибудь военное училище или въ юнкера.

1121

Зач.: «Боже мой, какъ не кстати. А можетъ быть, и кстати».

Первое чувство Анны было радость. Хотя вульгарная губернская большая барыня, Княгиня Марья Ивановна была добродушное, простое существо, которому многимъ обязана была Анна и которая всегда любила ее. Съ терассы ей слышенъ былъ то басистый, то визгливый голосъ Княгини Марьи Ивановны, имвшей даръ говорить такъ, какъ будто говорило вдругъ много обрадованныхъ и взволнованныхъ, тогда какъ говорила она одна, и всегда по французски, хотя и дурно, и всегда не для того, чтобы выражать свои мысли и чувства, а только для того, что въ обществ надо говорить.

Анна, отдавшись своему чувству, радостно побжала почти своей легкой походкой ей на встрчу, но въ гостиной она вдругъ остановилась и, невольно сморщивъ лобъ отъ внутренней боли, вскрикнула и покрыла лицо руками. «Что если она была у него и она знаетъ?»

Но думать объ этомъ было некогда. Княгиня Марья Ивановна ужъ увидала ее изъ передней и улыбаясь манила ее къ себ и кричала ей:

— Покажите же мн ее! Вотъ она наконецъ! — и кричала сыну и извощику: — Петя, Петя! ахъ, какой ты непонятливый! Если скажетъ — мало... ну, дай рубль, но больше не давай. Довольно, голубчикъ, довольно. Ну вотъ и она. Какъ я рада! Я въ Петербург и не остановилась. Я думала, что Алексй Александровичъ здсь. Ну, все равно. Что, не узнала бы моего Петю? Да вотъ привезла сюда, въ гвардію. Онъ у меня и двушка, и курьеръ, и все. Вдь мы не столичные, не высшаго. Ну, какъ ты похорошла, моя радость. Петя! цлуй руку. Когда выйдешь изъ подъ моей опеки, обращайся какъ знаешь, по новому, а у кузины старшей и той, которая тебя устроитъ, цлуй руку. Ну, пойдемъ, пойдемъ, и ничего не хочу. Я на станціи выпила гадость какую то.