Деревянные кресты
Шрифт:
— Это вы будете наступать? Арабы уже тамъ. Ахъ, если бы вы знали, какая тамъ масса пушекъ…
Фуйяръ, идя рядомъ со мной, отвчалъ на это ворчаньемъ:
— А у бошей нть пушекъ, нть? Старые болтуны. Не могу спокойно слышать этого.
Когда колонна двинулась дальше, пробираясь между двумя рядами артиллерійскихъ повозокъ и лошадей съ пной у рта, онъ схватилъ обими руками одну изъ лошадей за хвостъ и рзко дернулъ. Тяжелый крупъ животнаго даже не шевельнулся.
— Что же, не уметъ она брыкаться, твоя старая кляча, — крикнулъ онъ возниц,
Между нашими рядами шелъ мулъ пулеметной команды съ зарядными ящиками на спин, и Фуйяръ плелся за нимъ въ надежд, что онъ его лягнетъ, и, чтобы раздразнить его, онъ принялся дергать его за хвостъ, какъ за шнурокъ звонка. Отупвъ, какъ люди, мулъ не обращалъ никакого вниманія.
— Ты съ ума сошелъ! — сказалъ Гамель. — А если онъ тебя ударитъ копытомъ въ животъ?
— Наплевать… Заболю и не придется наступать.
Жильберъ шелъ сзади него и шутя какъ бы цитировалъ приказъ по арміи:
— „Всегда проявлялъ храбрость и иниціативу, показывая товарищамъ примръ несравненнаго геройства.“
Фуйяръ обернулся:
— Н…ь мн на тебя… Занимайся свой за…
Бреваль, сгибаясь подъ сумкой, прошепталъ: — Храбрости хватаетъ только на руготню… Животныя, глупе лошадей…
Едва можно было различить очертанія деревьевъ, такъ темна была ночь, я вдали у нашихъ позицій, гд грохотали наши пушки, не было видно ни единаго отблеска на нависшемъ неб. За этой большой темной стной разыгрывалось невидимое сраженіе, и по дорогамъ, набухшимъ, какъ артеріи, къ нему притекала новая кровь.
На минуту колонна затопталась на мст: „Держись лвй!“ — кричали передъ нами. Черная масса преградила дорогу: дв лошади съ длинными вытянутыми ногами, опрокинутая повозка и трупы, скорбныя очертанія которыхъ угадывались подъ накинутой на нихъ палаткой. Отъ этой груды шелъ приторный и теплый запахъ. Ополченцы поспшно наполняли широкую яму, вырытую снарядомъ.
Одинъ изъ ополченцевъ не работалъ. Онъ всталъ на камень и, нагнувшись, разглядывая сверху нашъ людской потокъ, кричалъ:
— Байель Эмиль, пятой роты… Это не пятая рота идетъ? — Эмиль! Эмиль!.. Вы не знаете Байеля, это мой сынъ. Эй! Эмиль!
Колонна, усталая, темная, непроницаемая проходила мимо него.
Никто не отвчалъ. На ходу оборачивались и смотрли на старика.
За нами раздавался еще его голосъ:
— Эмиль… Вы не знаете Байеля, пятой роты?
Еще бы не знать, конечно, мы знали его… Бдный мальчикъ!
Былъ праздникъ, и солдаты, столпившись по обимъ сторонамъ улицы, смотрли на проходившихъ полногрудыхъ, съ лоснящимися щеками, двушекъ, въ яркихъ кофточкахъ, которыя смялись и громко говорили, стараясь походить на парижанокъ. Жадными глазами провожали он ихъ, и выразительными комплиментами привтствовали самыхъ красивыхъ.
Дочь мэра, худощавая, анемичная, прошла, опустивъ глаза, съ почтовой служащей, стройной двушкой въ черномъ плать, похожей на продавщицу изъ
— Идемъ за ней? — предложилъ Сюльфаръ, который только-что постригся и считалъ себя неотразимымъ.
Но Вьеблэ это не интересовало. Онъ длиннымъ колосомъ щекоталъ издали ладонь содержательницы кабачка, которая кокетничала, стоя среди подругъ.
— Оставь, — тихо отвтилъ онъ рыжаку, — вотъ увидишь, мы напьемся хорошо.
По другую сторону улицы раздавали ножи.
Происходило это во двор кузнеца. Передъ домомъ люди изъ обоза выгружали тяжелые ящики съ патронами, за которые они брались вчетверомъ, какъ гробовщики за гробъ. Дальше было нчто врод толкучки.
На мостовой кучей сложили большіе складные ножи съ деревянными ручками, и фурьеръ Ламберъ, сидя на корточкахъ передъ своимъ товаромъ, раздавалъ ножи по отдленіямъ. Вс шумли, толкались, кричали.
— Мн все равно, — оралъ Ламберъ съ раскраснвшимся лицомъ, — меня это не касается… Мн приказали раздать ножи всему второму взводу, я раздаю ножи… Велли бы мн раздать вамъ зонты, роздалъ бы зонты… Остальное не мое дло… идите объясняйтесь съ начальствомъ…
Мало-по-малу куча ножей уменьшалась.
— Торопитесь! — шутилъ фурьеръ. — Не хватитъ для всхъ. Ну, у кого еще нть ножа? Седьмое отдленіе, живй!.. Десять великолпныхъ новенькихъ ножей. Это дается вамъ не въ вид выигрыша, а для дла.
Капралы уходили съ карманами, полными ножей. На улиц, чтобы порисоваться передъ двушками, нкоторые изъ нихъ открывали свои ножи съ сухимъ прищелкиваніемъ и пробовали остріе на оборотной сторон руки.
— Для чего онъ нуженъ, — сказалъ мн маленькій капралъ нашей роты съ унылымъ лицомъ. — На кой чортъ мн этотъ ножъ, я по профессіи садовникъ.
— А въ отдленіи у меня есть даже книжный торговецъ. Разв при нашихъ профессіяхъ намъ нуженъ ножъ?
Бертье прогуливался одинъ, задумчивый, какъ всегда, заложивъ руки за спину и опустивъ голову. Я присоединился къ нему. Онъ мн повторилъ все, что онъ узналъ утромъ, при рапорт, относительно наступленія. Въ данный моментъ единственный приказъ: прорваться. Во время боя не смнятъ ни одну часть; новыя волны будутъ приливать на смну разбитымъ волнамъ, и продвигаться будутъ впередъ во что бы то ни стало.
На нашихъ флангахъ будутъ марокканская дивизія, иностранный легіонъ изъ двадцатаго корпуса; сзади — вся армія… Впервые чувствовалось, что готовятся къ настоящему сраженію, а не къ одному изъ тхъ трагическихъ столкновеній, но къ одному изъ тхъ смхотворныхъ передвиженій, въ которыя превращались предыдущія наступленія.
На краю деревни за небольшой рощей тяжелая артиллерія стрляла учащенными залпами, ничего не видя передъ собой, кром зеленаго занавса оршника. Было тепло, и артиллеристы сняли для удобства свои куртки и, обливаясь потомъ, всовывали въ дула орудій снаряды, какъ хлба въ печь.