Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Фирдоуси Хаким Абулькасим

[Смерть Пильсома от руки Ростема]

К ведущему войско примчался Пильсом. Пылая досадой, с суровым лицом, Сказал он владыке туранских дружин: «О мудрый, воспетый молвой властелин! Дозволь, не жалея меча для меня, И ратного шлема, и лат, и коня, Вступить мне с Ростемом в воинственный спор, Великое имя обречь на позор. Доставлю и Рехша его, и главу, ⁸⁹⁷⁰ И меч, и несущую смерть булаву». В душе у владыки веселье зажглось. Копье, торжествуя, до туч он вознёс И витязю молвил: «Прославленный лев. В бою и слона устрашил бы твой гнев! Ты славой венчанный боец-великан. [348] Недаром тобою гордится Туран. Коль эти могучие длани сожмут Ростема — ты землю избавишь от смут. Меня ты главой вознесёшь к небесам, ⁸⁹⁸⁰ Тебе я и дочь, и корону отдам. Две трети Турана с Ираном тогда — Твои: все сокровища, все города». От этих речей омрачился Пиран. Приблизился он к повелителю стран И вымолвил: «Чую недобрый конец. Враждует с собою безумный юнец! Коль встретится с грозным Ростемом в бою, Во прахе он голову сложит свою. Он к славе влеком, удалец молодой, ⁸⁹⁹⁰ Не верит, что будет постигнут бедой. Ведь если соперником будет убит — Царя опозорит он, войско смутит. За брата, который к тому же тебя Моложе, невольно страшишься, любя». Ответил Пильсом: «Отступать не хочу, [349] С Ростемом сражение мне по плечу. Ты помнишь о прежней победе моей: Тогда четырёх я поверг силачей. Как чудище моря, сражусь я теперь. ⁹⁰⁰⁰ Для подвигов славных гожусь я, поверь. Ведь стал я сильнее с течением лет; Тебе убивать мою веру не след. Ужель одного мне повергнуть невмочь? О витязь, гони опасения прочь!» Владыка, услышав слова храбреца, Велел ему лучшего дать жеребца И меч с булавою впридачу к коню, И крепкий шелом, и стальную броню. И в гневе воинственном, сходен со львом, ⁹⁰¹⁰ Вперед устремился отважный Пильсом, Крича: «Где Ростем именитый? Ведь он, Слыхал я, в сражениях — лютый дракон. Заплачет он скоро, оставшись без сил: Я львиные когти свои отточил!» Те речи услышав, разгневался Гив. Вскричал он, булатный свой меч обнажив: «С туранцем сражаться не станет Ростем, Он был бы унижен сражением тем». Схватился с Пильсомом один на один ⁹⁰²⁰ Гив храбрый, Гудерза почтенного сын. Но выбил мгновенно его из стремян Копьем богатырским Пильсом-великан. Уж витязь иранский тревогой объят, Но тут Ферамарз, обнажив свой булат, Примчался на помощь. Исполненный сил Пильсома копьё пополам расщепил; Туранца в чело поразил он затем, Но меч закалённый, ударясь о шлем, Сломался. Пильсом разъярился, как барс. ⁹⁰³⁰ Что Гив для отважного, что Ферамарз! Увидел Могучий, взглянув издали: Два славных героя иранской земли Схватились с туранским воинственным львом, Пыль битвы до неба вздымая столбом. «В Туране, — подумал Ростем, — исполин, В боях закаленный — Пильсом лишь один. Когда предсказаньям благих мудрецов, Седых звездочётов, священных жрецов, Бывало, внимал я в минувшие дни, ⁹⁰⁴⁰ О витязе этом твердили они: — Когда неожиданно грозной бедой Не будет постигнут Пильсом молодой, И если наставников мудрых найдёт, В Иране, в Туране он всех превзойдёт. — Готов, знать, расстаться он с жизнью земной, Коль вздумал вступить в поединок со мной!» И войску приказ богатырь отдаёт: «Не трогаться с места, ни шагу вперёд! Пойду, испытаю Пильсома в бою, ⁹⁰⁵⁰ Пусть явит отвагу и силу свою!». Надвинул

шелом, стиснул Рехшу бока. С тяжелым копьём исполина рука Вперёд угрожающе устремлена. Ослабив узду, отягчив стремена, Он с пеною гнева на сжатых устах Помчался, ввергая воителей в страх. «Меня, — обращает он к витязю речь, — Грозил ты драконьим дыханием сжечь? Готовься удар от меня претерпеть ⁹⁰⁶⁰ Такой, что сражаться не выйдешь ты впредь! Тебя не хотел бы повергнуть в бою: Жаль, право, мне юность и силу твою!» Так вымолвив, гонит он Рехша вперёд, Несется, огромный, как сам небосвод. Бойца в поясницу ударив копьём, Сшибает с седла, словно мяч, и потом Его до туранских рядов волочит И, наземь бросая, туранцам кричит: «Возьмите, укройте парчой золотой! ⁹⁰⁷⁰ Уж весь почернел он от пыли густой». Затем скакуна повернул, и опять Возглавил свою многомощную рать. Склонился Пиран, слышен горестный плач: Увы, не поможет уж юноше врач!.. И духом упали туранцы тогда, Свет белый пред ними затмила беда. Воителей клики гремят с двух сторон. И гулким простором степным повторён Разящих мужей каждый окрик и зов, ⁹⁰⁸⁰ Забили в литавры на спинах слонов, Земля от копыт затряслась. Той порой Гора стала морем, равнина — горой. Стенают, ревут медных труб голоса, Казалось, их рев расколол небеса. Немало голов удалых полегло: Кораллово-алое море текло, И ливень кровавый из туч зарядил, Уж сына родного отец не щадил! Вдруг буря над полем войны поднялась, ⁹⁰⁹⁰ Степь чёрною тучею заволоклась; Смешалась с иранской туранская рать, Не стали от друга врага отличать. Весь мир непроглядной укрыт пеленой, День солнечный тьмою сменился ночной.

348

8975—8978 Здесь допущена перестановка смежных бейтов.

349

8995—8996 Здесь допущена перестановка смежных бейтов.

[Бегство Афрасьяба от РостемаJ

Сказал Афрасьяб устрашенным бойцам: «Удача, увы, не сопутствует нам. Сегодня коль дрогнет из вас хоть один, Погибнет безвременно ваш властелин. Пусть каждый сразится, как лев разъярён! ⁹¹⁰⁰ Нагряньте стремительно с разных сторон, На недруга риньтесь из тайных засад, Пусть копья взнесённые солнцу грозят!» Покинув ряды, Афрасьяб поскакал, На рать именитого Туса напал, И витязей многих убил он. Невмочь Тут сделалось Тусу, он кинулся прочь, Примчался к Могучему: «Смерть впереди! Я счастьем покинут, на помощь приди! На правом крыле — поражения мрак; Повержен иранских воителей стяг». ⁹¹¹⁰ И ринулся Слоноподобный вперёд, За ним Ферамарз меченосцев ведёт. Навстречу летят боевые ряды. К Ростему исполнены лютой вражды Воители все — Афрасьяба родня, Все рвутся к отмщенью, оружьем звеня. Но в гневе Могучий всех косит подряд, А Тус с Ферамарзом их с тыла разят. Стяг темно-лиловый увидя вдали ⁹¹²⁰ И знамя Каве, где алмазы цвели, Узнал Афрасьяб, что нагрянул Ростем — Могучий воитель, чей предок Нейрем. Свирепее тигра навстречу бойцу Он ринулся, стиснув бока жеребцу. Стяг черный увидев, Ростем в свой черёд, Как яростный лев, устремился вперёд. Без удержу мчится стремительный конь, В груди ратоборца — отваги огонь. Прицелился славный, запела стрела, ⁹¹³⁰ И кровь Афрасьяба ручьем потекла. Стрела, продырявив туранца шелом, Его поразила в чело остриём. Ростема во всю богатырскую мощь Ударил копьём разъярившийся вождь. Но тигровый панцирь пронзить не смогло — Лишь пояс героя копьё прорвало. Могучий, сменивший оружье своё, В коня афрасьябова с силой копьё Вонзает. Конь рухнул, удара не снёс, ⁹¹⁴⁰ С ним рухнуть во прах и владыке пришлось. С булатом Ростем наклонился над ним, Хотел обезглавить ударом одним. Но видя опасность над царской главой, Хуман богатырской своей булавой Ростема в плечо поразил. Ярый крик В двух станах поднялся. Хуман в этот миг Коня повернул и умчался. Ростем На миг обернулся, а царь, между тем, Из рук исполина успел ускользнуть, ⁹¹⁵⁰ Сменил скакуна боевого — и в путь! Сто хитростей в дело пустил, изловчась, Хуман, и от смерти властителя спас. Летит за Хуманом, разгневан, суров, Бойцов победитель, даритель венцов, Но сколько ни гнался, настигнуть не смог — Ещё не пришёл предназначенный срок. Послышались клики; спешат удальцы, В железной броне, с булавами бойцы Ростему вдогонку, страшась, чтоб один ⁹¹⁶⁰ В беду не попал предводитель дружин. Тус молвит Могучему: «Боль не сильна? Лягнул ведь онагр, убегая, слона!» Ростем отвечает: «Когда булава — Оружие грозное витязя-льва, Коль ею рука исполина разит, Она сокрушает и сталь, и гранит, Но если ударил Хуман булавой, Ее не железной считай — восковой!». Когда от героя иранской страны ⁹¹⁷⁰ Бежал устрашённый искатель войны, Иранцы преследовать стали врагов, Их копья возносятся до облаков, Поверженных груды, зияние ран... Ты скажешь, алеют тюльпан и шафран. Столбами из яшмы ты ноги слонов Назвал бы; кровь топчут ряды скакунов. Туранцы несутся, как вихрь. Между тем, Преследуя, косит их мощный Ростем. Скакал три фарсанга без устали он, ⁹¹⁸⁰ Грозя и разя словно лютый дракон. Но к войску вернулся затем своему; Сказал бы ты, солнце — союзник ему! Дружина в свой стан понеслась, весела, Добычи набрав у врага без числа. Немало оружья везли, кушаков, И сёдел, и золотом полных мешков.

[Афрасьяб отсылает Кей-Хосрова в Хотен]

Восток разгорелся, багрянцем богат; Кораллы и лалы сменили агат. Послышался трубный пронзительный зов. ⁹¹⁹⁰ Могучий повёл верховых удальцов Туранцу вдогон. Порывается рать За смерть Сиавуша убийцам воздать. Узнав, что с дружиною мчится за ним Могучий, отмщения жаждой гоним, С бойцами к Чин-морю бежал Афрасьяб — Судьбы непреклонной беспомощный раб. Примчась к побережью, такие слова Пирану промолвил туранцев глава: «Спрошу о постылом питомце твоём: ⁹²⁰⁰ Что делать нам с ним? Поразмыслим вдвоём. Коль будет он найден Ростемом, и тот Похитит его и в Иран увезет — То станет от дива рожденный юнец Владыкой, присвоит кеянский венец. Сюда привези, умертви ты его — Веления не отвергай моего!». Но снова Пиран убеждает царя: «Хосрова убить замышляешь ты зря. Слугой твоим выход иной измышлён, ⁹²¹⁰ И, верно, одобрен тобой будет он. Суровый юнцу уготовим мы плен, Его отвезем в отдаленный Хотен. Дозволить нельзя, чтоб злоречье врагов Царя заклеймило навеки веков». Ответ был: «О мудрый, наставником будь, Ко благу, как прежде, указывай путь! Но то, что задумал, исполни сейчас: Опасен и миг промедленья для нас!» Пиран умудренного выбрал посла, ⁹²²⁰ Чей доблестный дух недоступен для зла. Стремительней дыма посланец летел — Так вождь именитый ему повелел. И вот он в жилище Хосрова вошел, Дивится прекрасному лику посол, Почтительно юношу славя, пред ним Склонился и долго стоял недвижим. Что вверено было ему — произнёс, Словам в подкрепление клятву принёс. Но речи внимая, в сплетении слов ⁹²³⁰ Ни складу, ни ладу не видел Хосров. Тут к матери он устремился своей, Не скрыл от родимой тревожных вестей, Сказал: «Нас у берега ждет Афрасьяб. О мать, что на это сказать ты могла б? Твой разум, быть может, укажет нам путь, Как сладить с бедой, от тисков ускользнуть». Но сколько вдвоём ни держали совет, Все тщетно: пути к избавлению нет. На зов поспешить поневоле пришлось, ⁹²⁴⁰ Хоть сердце в тревоге на части рвалось. Дорогою слёзы без удержу льют. Царю Афрасьябу проклятия шлют. Приблизились к замку Пирана, и вот Пиран, сын Висе, им навстречу идёт. В объятия юношу он заключил, О дальнем и трудном пути расспросил, И долго его славословил. И кров Нашел во дворце у вождя Кей-Хосров. Припасы, какие нужны для пиров, ⁹²⁵⁰ Запасы одежды, шатров и ковров, Походных ковчегов и быстрых коней Собрать он велел для юнца поскорей. Все эти дела доведя до конца, Готовою видя поклажу юнца, Пришел к Афрасьябу и молвил ему: «О царь, по величию, мощи, уму Не знающий равных! Ребенка того Привёз я, веления жду твоего». Пирану тогда приказал властелин: ⁹²⁶⁰ «Его ты, не мешкая, за море Чин Отправь, чтоб воители вражьей земли. Вовеки следов отыскать не смогли». И за море тут же Хосрова Пиран Послал, подчинясь повелителю стран..

[Царствование Ростема в Туране длилось семь лет]

В поход выступает на Чин и Мачин [350] Могучий Ростем, предводитель дружин. И Чин, и Хотен, и Китай покорил [351] Боец именитый, исполненный сил. Воссел на туранский престол, и тогда ⁹²⁷⁰ Померкла владыки былого звезда. Мудрец благородный учил в старину: Коль недруг, войною пришедший в страну Тобою настигнут — его уничтожь, А скрылся — погоней себя не тревожь... Дворец обозрел богатырь, сочтены При нем все богатства державной казны. Коней быстроногих с уздой золотой, Рабынь, ослепляющих взор красотой, Рабов и одежду, парчу и венец, ⁹²⁸⁰ И кости слоновой престол, наконец, Обрел победитель. Но не одному [352] Сокровища Канга достались ему: Воителей всех наделил он казной, Венцами, уборами; трон костяной [353] Дал Тусу и грамоту царскую дал, Чтоб Чачем он правил, и так приказал: «Того, кто противиться вздумает нам, Томясь по былым, афрасьябовым дням — Спеши обезглавить ударом одним: ⁹²⁹⁰ Пусть коршунов стаи пируют над ним! А кто, на стезю добродетели став, Отверг Ахримана греховный устав — Пусть будет обласкан, как сын твой родной, Не зная забот, не терзаясь нуждой. Беззлобному злобных обид не чини, Твои правосудьем да славятся дни! Мы смертны, хоть жизнью любой дорожит. Кто в мире величьем блистал, как Джемшид? Но смерти судьба и его обрекла, ⁹³⁰⁰ Другого властителя миру дала». Венец, ослеплявший алмазами взор, Бесценный престол, властелина убор Гудерзу в награду Ростем даровал: Ему Сепиджаб, Согдиану он дал. Сказал, от души восхваляя его, Достойного, мудрого мужа того: «Ты в грохоте битв и на шумном пиру Учил справедливости нас и добру. Мы ценим и знатность, но доблесть нужней: ⁹³¹⁰ Ведь знатность лишь доблестных красит мужей. Ты с доблестью знатность и ум сочетал, Ты сердцу отрадою светлою стал. [354] Теперь моему ты совету внемли, О муж, наставлявший великих земли! До Гользериюна весь край Сепиджаб [355] Прими во владенье: там каждый — твой раб». Вождю Фериборзу венец вырезной Вручил, одарил и богатой казной, Промолвив: «Ты рода высокого муж,— ⁹³²⁰ Царевич и брат Сиавуша к тому ж: Так делу возмездья теперь послужи, Аркан боевой наготове держи. Не должен ты вволю ни спать и ни есть, Пока не настигнет священная месть Царя Афрасьяба. Лишь к правде тянись: Возвысишься с нею, не свергнешься вниз!» Узнали в Мачине и Чине, меж тем, Что стал властелином державы Ростем, И щедрую дань для владыки собрав — ⁹³³⁰ Динары и камни в блистаньи оправ,— Сказали: «Готовы мы верно служить, Под властью твоею нам радостно жить». Тогда побеждённых Ростем пощадил, Доверием чистосердечных почтил. Охотясь, забыл и насилье и зло, И время немалое так протекло...

350

9265 Чин и Мачин — стабильное сочетание в значении обширного территориального комплекса стран на Востоке средневекового мира, иногда в значении Китай и Индо-Китай (юго-вост. Азия). Здесь, возможно, в смысле Китайский Туркестан и Дальний Восток — вообще.

351

9267 В оригинале сказано, что Ростем покорил Чин, и Хотен, и Хата. Хотен — город в Восточном (Китайском) Туркестане (см. прим. 9953 в томе I). Термины Чин (зап.-европ. Chine) и Хата (русское — Китай) обозначают часто одно и то же. В целом это условно-традиционное выражение.

352

9281—9282 В оригинале просто: б"aси гоух"aр "aз г"aндж-е Г"aнг ам"aд"aш, т. е. «много ценностей из сокровищницы Канга досталось ему».

353

9284 Трон костяной — конечно «трон слоновой кости» (т"aхт-е садж).

354

9312 Здесь перевод дан по варианту Парижского издания (р"aван"aм, вм. р"aван"aт), отнесенного в издании Вуллерса в примечание.

355

9315 В тексте Вуллерса собственно не Сепиджаб, а Сепенджаб ().

[Зеваре посещает места , где охотился Сиавуш ]

Однажды, от сна пробудясь на заре, Собрался онагров травить Зеваре. [356] Туранца бывалого проводником ⁹³⁴⁰ С собою он взял и помчался верхом. И с соколом, степью скача напрямик, Он рощи густой и тенистой достиг. Цвели там фиалки, журчала волна; Сказал бы ты, сердце живила она. Бойца провожая, туранец в пути Дерзнул неуместную речь повести, — Сказал: «Сиавуш здесь охотился встарь. Вот эти укромные заросли царь Всем нашим урочищам предпочитал, ⁹³⁵⁰ Лишь здесь он для сердца покой обретал». Иранца обидой та речь обожгла, Вновь горечь былая в душе ожила. С гнедого он рухнул, душой удручён. Казалось, рассудок его помрачён. И сокола выпустил он из руки, И слёзы кровавые пролил. В тиски Схватили воителя горе и гнев; Увидели это друзья, подоспев. Осыпан хулою бойцов, проводник ⁹³⁶⁰ Под градом ударов тяжелых поник. И, волю давая горячим слезам, Воинственный витязь клянется бойцам: «Забуду забавы и сладостный сон! Отныне я только враждой вдохновлён. Я злобу и в сердце Ростема вдохну, Подвигну героя на месть и войну!». Вернувшись, увидев Могучего, брат, Неистовой жаждою мщенья объят, Воскликнул: «Сюда воевать мы пришли, ⁹³⁷⁰ Иль недругу честь воздавать мы пришли? Тебя исполином Йездан сотворил, Ты блещешь, как солнце над сонмом светил — Туранцев сегодня щадишь ты к чему ж? Рази без разбора! Здесь пал Сиавуш, А силой и доблестью был он таков, Что равных не будет во веки веков».

356

9338 Зеваре — сводный брат Ростема (см. прим. 14193 в томе I).

[Ростем разоряет Туранскую землю]

И зову жестокому внял исполин: Возглавив ряды меченосных дружин, Громя, убивая, летит он вперёд. ⁹³⁸⁰ В смятеньи, в отчаяньи всюду народ. Весь край до Соклаба и Рума в пустырь [357] Набегом одним обратил богатырь. Он головы юным и старым рубил, А жён и младенцев в полон уводил. Вся, в тысячу с лишним фарсангов, страна Лежала истерзана, разорена. Турана знатнейшие люди пришли, Ростему сказали, склонясь до земли: «Нам царь Афрасьяб ненавистен, поверь! ⁹³⁹⁰ И в снах бы не видеть злодея теперь! Здесь не был с убийцей никто заодно, Клянём преступленье, что им свершено! Единой державой ли, врозь ли нам жить, — Тебе мы готовы усердно служить. Покорен тебе, победителю, край, — Творца не гневи, без вины не карай. Царь скрылся, кто ведает, спасся ли он, Иль пастью дракона давно поглощён?» Услышав мужей именитых слова, ⁹⁴⁰⁰ Смутился невольно иранцев глава. Он витязей кликнул в смятеньи души И с войском направился в Качар-Баши. [358] Сказали, собравшись к Ростему, бойцы Седые, видавшие свет, мудрецы: «Кавус благодати лишился; страна Опоры надёжной давно лишена. И если проведав, что стар он и слаб, Нагрянет с дружиною царь Афрасьяб, — Кавуса в бою победит он тотчас ⁹⁴¹⁰ И ввергнет в пучину несчастия нас. Мы, славы ища, много сделали зла, Цветущие грады спалили дотла. Вернёмся к владыке. Радушный приём Мы встретим и снова, как встарь, заживём. Шесть лет уж в изгнании, жребий кляня, Живём мы, не ведая светлого дня. В Иране остались рабы и дворцы, Державные перстни, престолы, венцы. Прельстились мы благами вражеских стран: ⁹⁴²⁰ Добычу скопили, а в сердце — изъян. Что гонишься ты за приманкой мирской! Обманет она, твой похитив покой. Коль дьявол коварный тебе не сродни, Как недруга злейшего, алчность гони. Ешь, пей, благодетельствуй, благ не тая, И счастье найдёшь ты в саду бытия. Учил недоступный унынью мудрец: [359] Не стоит печали сей бренный дворец. Всех ближних, во прахе исчезнувших, ты ⁹⁴³⁰ Припомни: что сохнуть во имя тщеты!»

357

9381—9382 В оригинале:

«От Турана (туран з"aмин) до Саклаба и Рума

Не видели хотя бы одной области или края цветущей».

Саклаб — славяне, земли славян (русов), т. е. территория Восточной Европы (сев.-зап. граница Турана). Рум — Рим, Византия, Малая Азия (см. прим. 413 в томе I). Конечно, здесь, где речь идет о востоке — Туране (Средней Азии), упоминание лежащего на крайнем западе Рума воспринимается как стандартное выражение. Или, может быть, это смутные реминисценции о Сельме, владевшем Западом-Румом (см. прим. 2899—2900 и 2902 в томе I) по разделу земель, произведенному Феридуном.

358

9402 Качар-Баши — тюркское название города в Средней Азии, реально не сопоставляемого с каким-либо известным географическим объектом.

359

9427 Здеоь пропущен, как излишний, один бейт по тексту Вуллерса.

[Возвращение Ростема в Иран]

Вняв мудрым речам, поразмыслив над всем, [360] С мужами готов согласиться Ростем. Стыдом именитый боец обуян И сердцем он рвётся в родимый Иран. Собрал он туранских коней табуны, Что вольно паслись на просторах страны. Рабов и рабынь десять тысяч привёл, Которых достойными шаха почёл. Тут мускус, пушнина, которая край ⁹⁴⁴⁰ Прославила: соболь, песец, горностай. Навьючены тяжко, шагают слоны, На них — благовонья, со златом мошны И много других драгоценных даров: Цветных одеяний, узорных ковров, Оружья, престолов, венцов. Повезли Всё это в Иран из туранской земли. Могучий с дружиною в Забулистан Помчался: там ждал исполина Дестан. С Гудерзом и Гивом воинственный Тус ⁹⁴⁵⁰ Направились в Парс, где царил Кей-Кавус, Верховный владыка иранских царей. Все рвутся отчизны достичь поскорей. Бежавшей туранской дружины глава, Об их отступленье услышав едва, Клич кликнул воителям, ожесточась; С Востока он ринулся к Кангу тотчас. В развалинах, в пепле увидел страну, Знатнейших — убитыми, малых — в плену.. Где трон, где сокровища, где табуны? ⁹⁴⁶⁰ Деревья обуглены, обнажены, Селенья укрыты седою золой, Сравнялись высокие замки с землей. Созвал предводителей царь: из очей В тоске проливая кровавый ручей, Сказал он «Простил бы столь тяжкий урон [361] Лишь тот, кто сознанья и чувства лишён». Пусть каждый из витязей в ложе свой щит И шлем в изголовье теперь обратит. Пыль к небу взметая густой пеленой, ⁹⁴⁷⁰ Пойдем на иранскую землю войной! За край свой родной, за детей дорогих, За всё достоянье, за близких своих Растопчем Иран, обречём на разгром, Для мщенья все силы свои соберём. Пусть недруг осилил нас в первом бою, Не дрогнем, умножим отвагу свою! Собрав отовсюду оружье и рать, Сумеем к победе пути отыскать». И снова, рядами, несметны, грозны, ⁹⁴⁸⁰ В военных доспехах Турана сыны В поход выступают, идут на Иран — Могучих, отважных воителей стан. Нагрянули, с разных сторон ворвались, Застигли врасплох — не уйти, не спастись. Деревья и сёла сжигая везде, Иран обрекли небывалой беде. Семь лет без дождей изнывали поля, Из сада пустынею стала земля. ⁹⁴⁹⁰ Безрадостно шли за годами года. Повсюду страдание, горе, нужда; В далеком Забуле Ростем-исполин, Иран — под пятою туранских дружин... [362]

360

9431—9434 Здесь один бейт оригинала передан двумя парными стихами перевода.

361

9465—9466 В оригинале:

«Ведь всякий, кто забудет это злое [дело],

свою живую душу лишит сознанья».

362

9493 В оригинале точнее:

«захватил мир тюрк, потрясающий мечом».

«Тюрк» — и в позднейшей поэзии — нередко символизировал Афрасиаба.

[Гудерз видит во сне Кей-Хосрова]

Привиделось как-то Гудерзу во сне, Что тучка в иранской встает стороне. А с тучки взывает блаженный Соруш: «Внемли откровению, избранный муж! В когтях у дракона родимый твой край, Но сыщется путь к избавлению, знай! Придет из Турана владыка на зов, ⁹⁵⁰⁰ А имя владыке тому — Кей-Хосров. От корня царя Сиавуша росток, Он доблести полон и родом высок: Кобада в нем кровь, а родился на свет У славной жены, Тур венчанный — ей дед. Примчась, осчастливит страну Кей-Хосров: Ему небеса не жалели даров. Он грозно за гибель отца отомстит, В пустыню он вражеский край обратит, Кровавую длить не устанет войну, ⁹⁵¹⁰ Пока не окрасит речную волну Злой кровью владыки, убийцы того, Кем сгублен был славный родитель его. Годами он будет прикован к коню, Всегда облачён в боевую броню. Из всех, кем иранская славится рать, Хосрова лишь Гиву дано отыскать. Его Вседержитель избрал для того — Веленье высоких небес таково». От сна пробудившись, почтенный Гудерз ⁹⁵²⁰ Уста для молений горячих отверз, К земле припадая седой бородой: Сулил возрождение царь молодой!.. Лишь светоч сверкнул над вершинами гор, Лучами земной озаряя простор, — Гудерз на престол драгоценный воссел, Скамью из сандала придвинуть велел. Вот призван премудрым воинственный Гив. Своё сновидение сыну открыв, Он молвил: «Возвысил тебя Судия, ⁹⁵³⁰ Над миром звезда заблистала твоя. Не диво: с тех пор, как родился на свет, Ты, витязь великий, молвою воспет. По воле Йездана, в ночной тишине Соруш предо мною явился во сне На туче, что смыла, пролившись дождём, Всё горе земли животворным ручьём. — О витязь, недаром, — так вымолвил он, Войною и засухой мир изнурён: Померкла Кавуса царя благодать, ⁹⁵⁴⁰ Не стал он обычай владык соблюдать. Придёт из Турана венчанный Хосров, Он смелой рукой одолеет врагов. Отыщет венчанного Гив лишь один, Седого Гудерза прославленный сын. — Отечество будет от бед спасено Тобою — так волей Творца суждено. Не славы ль искал ты с булатом в руках? Прославишься подвигом этим в веках. Нетленным пребудешь в сказаньях людских ⁹⁵⁵⁰ Тебя обессмертят и песня и стих. Ты цели достигнешь, коль будешь ты смел Запомни: победа — отважных удел. Пускай ты не вечен на бренной земле, Но доброе имя не сгинет во мгле. Готовься владыку на трон возвести, Усердия древу вели зацвести!» «Готов, повинуюсь, — ответствовал Гив. — Слуга твой покорный, доколе я жив. Я с именем благословенным твоим Сей подвиг свершу, мой обет нерушим». И вещему сну исполина дивясь, ⁹⁵⁶⁰ Готовиться стал он в дорогу тотчас. Из знатных знатнейшая — Гиву женой Была. Сам Ростем был отец ей родной. Приблизилась, молвила: «Доблестный Гив, Ответствуй, но будь откровенен, правдив. В Туран собираешься, сказано мне, Хосрова в далекой искать стороне? Тогда дозволенье поехать мне дай ⁹⁵⁷⁰ В Забул, в незабвенный, родимый мой край. С Ростемом увидеться жажду давно, Разлукою сердце моё стеснено. Да будет, о витязь, счастливым твой путь! Бойцам неизменной опорою будь!» Дал Гив дозволенье и, с ним разлучась, Княгиня в Систан устремилась тотчас.

[Гив отправляется в Туран на поиски Кей-Хосрова]

Взошедшее солнце сердца веселит, [363] Весь мир уподобив цветку шенбелид. В дорогу сбирается Гив-удалец, ⁹⁵⁸⁰ И пляшет могучий под ним жеребец. Гудерз вопросил: «Где дружина твоя, Надежные спутники где и друзья?» Ответствовал витязь: «Великий герой, Прославленный доблестью, чистый душой! Аркан свой беру я, беру скакуна, Дружина иная теперь не нужна. Коль рать поведу я — враги нападут Не в пору: иной предназначен мне труд. С арканом своим на седельной луке, ⁹⁵⁹⁰ В одежде индийца, с булатом в руке Отныне скитаться мне, богатырю, Пока не сыщу я дороги к царю. Хочу городов избегать на пути: Коль узнан я буду — от уз не уйти. Счастливой звездою твоею ведом. С победой вернусь я в родительский дом. Я отрока-сына заботе твоей Вверяю: Бижена расти и лелей! [364] И пир он украсит, и ринется в бой, ⁹⁶⁰⁰ Обученный ратному делу тобой. Хоть мал он годами, а доблесть являл Такую, что часто меня изумлял. Простимся же! В памяти сына храни, Но страх и заботу из сердца гони. Я верю, нам свидеться вновь суждено, Хоть волю небес разгадать не дано. Меня ты с молитвою благослови, И милость Йездана ко мне призови. Пред Ним, всемогущим, любой из владык — ⁹⁶¹⁰ Лишь раб преклоненный, как сам ни велик. Он время, пространство и мир сотворил, [365] И слабых, и тех, что исполнены сил, И пламя, и воздух, и воду, и прах. Дарящий надежду, вселяющий страх, На помощь придет Он, укажет пути, Как юного мне Кей-Хосрова найти». Отважен, как лев, молодой удалец. Глядит на него седовласый отец И думает: встретиться вновь суждено ль? ⁹⁶²⁰ О как тяжела расставания боль!.. И руку целует, с коня соскочив, Почтенному витязю доблестный Гив. И крепко его обнимает старик, Целует отважному очи и лик И молит Йездана, тоски не тая: «Мне милость яви, о святой Судия! Я сына цветущего, полного сил — Души утешенье — Тебе поручил. Ему помоги Ты отчизну спасти. ⁹⁶³⁰ Его невредимым отцу возврати!..» Каких только мук не приемлет иной Во имя величья и власти земной! Моргнуть не успеет — уж в саван одет... Яд горек, но противоядия нет. Припомни, и твой неизбежен конец, На что же он, алчности жалкий венец? В могилу его унести захотел, Чтоб вместе с тобой под землею он тлел? Цени только радость в юдоли земной, ⁹⁶⁴⁰ Богатств не копи, их присвоит иной. Быть может, по ветру пустить он готов Наследье твоих неустанных трудов. Но время настанет, и он, в свой черёд, Утехи земные покинет, уйдёт. Во прахе убежище всем обрести! Трудясь неустанно, Создателя чти. Будь добрым, мучителем ближних не будь — К спасению это единственный путь! Гонясь за приманками жалкой тщеты, ⁹⁶⁵⁰ Поверь мне, за маревом гонишься ты. Как долго на свете ни прожил бы, всё ж Не вечен ты здесь — без возврата уйдёшь. О мудрый, сомненьями дух не терзай, В трясине губительной не увязай. Ты — только творенье Творца своего, Вдохнувшего душу в твое естество. Ужели решиться в неверие впасть И душу отдать отрицанью во власть? Нет, рядом за трапезой место твоё ⁹⁶⁶⁰ Не с тем, кто Йездана отверг бытиё, Он жалкий, лишенный рассудка слепец, Его не сочтет человеком мудрец. Погибель таит нечестивый обман! Знай, сушу и воду — все создал Йездан. Всеведущ, исполнен премудрости Он. Им, праведным, разум людской озарён. За то, что подумал Турана глава: «Над всеми моя вознесётся глава!» За то, что на смерть Сиавуша обрёк, ⁹⁶⁷⁰ Воздал душегубу карающий рок. Ствол царственный пал, но владыка светил Из корня росток благодатный взрастил. Свершил, что ему подобало свершить Царь юный: злодея сумел сокрушить. Бойцу лишь Йездан одоление шлёт. Он, солнце создавший, луну, небосвод, Всевышний Владыка, Творец бытия, И счастья Даритель, и наш Судия. Ему повинуйся — иного пути ⁹⁶⁸⁰ Не сыщешь. Завета мудрей не найти... По воле небесной, прославленный Гив, Отвагу достойную тигра явив, Отправился в путь, на Творца положась, Забыв о покое, от нег отрешась. И вскоре Турана достиг исполин. Лишь путника встретит, что едет один, — Окликнет, и речь по-турански ведет, Вопрос о Хосрове ему задает. Услышит: «Не знаю», — и, выхватив меч, ⁹⁶⁹⁰ Вмиг сносит он путнику голову с плеч Иль жизнь у него похищает петлёй И тело затем засыпает землёй, Чтоб вражьих ушей не достигла та речь.. Чтоб розысков тайну надежно сберечь. Однажды с собою он взял вожаком Туранца, желанною целью влеком. И долго с вожатым он мчался вперёд, Ему не спеша открываться, но вот В пути богатырь, наконец, произнёс: ⁹⁷⁰⁰ «Тебе я задам втихомолку вопрос. Коль знаньем владеешь и сердце от лжи Очистил, ответное слово скажи. В награду что хочешь проси, не робей — Отдам я; не жаль мне и жизни моей». Ответ был: «Всем знание в меру дано; Всего ж одному не познать, всё равно. Коль то мне известно, что хочешь ты знать, Уста не скует мне молчанья печать». Гив молвил: «Правдивых я требую слов. ⁹⁷¹⁰ Скажи, где скрывается здесь Кей-Хосров?». И слышит: «Не знаю о нем ничего, Не спрашивал я, не слыхал про него». Воитель, услышав ответ вожака, Поверг его тут же ударом клинка.

363

9577—9578 Дословно:

«Когда показалось блистающее солнце

Земля стала подобна цветам „шенбелида"».

Шенбелид — ш"aнб"aлид — цветок золотисто-жёлтого цвета. Нередко упоминается в классической поэзии для сравнения с бледностью — желтизной лица страдающего «влюблённого» по контрасту с алыми щеками цвета эргевана. Но данный бейт и другие места в «Шахнаме» и у ранних поэтов-классиков говорят о возможности сравнения шенбелида с чем-то ярким, радостным. По-видимому, различали оттенки расцветающего (яркого) и увядающего (тусклого) цветка.

364

9598 Бижен — сын Гива, активный участник последующих войн с Тураном, герой одного из лучших романтических дестанов «Шахнаме» (см. том III).

365

9611 Здесь пропущен, до-видимому, как интерполированный, бейт, отсутствующий и в Калькуттском издании.

[Гив находит Кей-Хосрова]

Он, словно в беспамятстве, дальше скакал, Царевича след неустанно искал. Семь лет изнурительных минуло так. Натёр поясницу походный кушак. Онагр и одеждой служил и едой. ⁹⁷²⁰ Траву запивая солёной водой, Все странствовал Гив, хоронясь от людей, Не зная покойных и радостных дней... Узнав, между тем, что Ростем-великан Уже за рекою, вернулся в Туран Бежавший владыка — он в Канге опять И снова туранцев зовёт наступать. Царь молвит Пирану: «Водитель дружин! Пошли за Хосровом постылым в Мачин. Его попечению матери вверь, ⁹⁷³⁰ Путь каждый закрой им и каждую дверь». И вот уж посланца уносит скакун — И прибыл к Пирану, прекрасен и юн, Царя Сиавуша блистательный сын. Пираном затем молодой исполин Тоскующей матери был возвращён. Шли месяцы, длилось теченье времён... Тем временем Гив по туранской земле Скитался, душою блуждая во мгле. Однажды он ехал, тоскою томим, ⁹⁷⁴⁰ Вдруг пышно раскинулась роща пред ним. Вступает он в рощу, исполненный дум; Всё радостью дышит, лишь витязь угрюм. Душистые травы, прозрачный ручей — Души утешенье, отрада очей. И, спешась, пастись он пустил скакуна. Улёгся, но нет облегченья и сна. Он думал: «Гудерза во сне посетив, Нас, верно, опутал злокозненный див. Не вижу нигде Кей-Хосрова следов... ⁹⁷⁵⁰ Напрасно скитался я столько годов! Отважно сражаются где-то друзья, Другие пируют беспечно, а я Забыл и веселье и прежний почёт... Нет, видно, я так не удачлив, как тот, Кто стал бы орехи на купол кидать! [366] Согбенный мой дух ныне луку подстать. Должно быть, Хосров не рождался на свет, А если рождён — уж давно его нет. Удел мой — лишь горе. Как был бы я рад ⁹⁷⁶⁰ Покой обрести, выпив гибельный яд!» В горниле печали душою горя, Бродил он, мечтая увидеть царя... Вдруг светлый источник блеснул вдалеке. У берега — юноша с чашей в руке, Подобный платану, ласкающий взор. На нем — из цветов благовонный убор. Вокруг — от его благодати светло, И мудростью ясной сияет чело. Ты скажешь, в венце на державный престол ⁹⁷⁷⁰ Сам царь Сиавуш воскрешённый взошёл. Он дышит любовью, влечёт добротой, На нем словно видишь венец золотой. Гив мыслит: «То он — повелитель владык! Отмечен величием царственный лик». И двинулся, пеший, к юнцу исполин. Почуяло сердце, что узел кручин Развязан, страданьям положен предел, Желанным сокровищем он овладел. Завидев идущего богатыря, ⁹⁷⁸⁰ Царь юный, улыбкою лик озаря, Подумал: «То Гив поспешает ко мне! Столь мощных не видел я в этой стране. Пришёл он за мною — в Иран увезти, Меня на кеянский престол возвести». Как только вплотную боец из бойцов Приблизился, на ноги встал Кей-Хосров И молвил: «Ты вестником радости, Гив, Явился, мне в сердце надежду вселив. Давно ли скитаешься в этой стране? ⁹⁷⁹⁰ Про шаха, Гудерза и Туса ты мне Поведай. Дошло ли до храбрых бойцов, Что жив, не погублен доселе Хосров? А в добром ли здравье Ростем-исполин И славный Дестан, предводитель дружин?». Те речи услышав, был Гив поражён, Творца помянул в изумлении он. «О доблестный, — слышится голос бойца, — Любовью к тебе пламенеют сердца. Поклясться готов, Сиавуша ты сын, ⁹⁸⁰⁰ Из рода кеянского ты властелин. Юнец, перед кем преклонятся мужи! Откуда узнал о Гудерзе, скажи. Тебе о Гошваде, о Гиве кто мог Поведать? Да будет твой жребий высок!» «Знай, витязь, — Хосров отвечает, — не раз О них я от матери слышал рассказ. Внимала родимая слову отца, Открывшему ей повеленья Творца. Вещал он: — Пришествие черного дня ⁹⁸¹⁰ Предвижу — здесь гибель постигнет меня. Но после Хосров народится. Юнец Страданьям и бедам положит конец. Когда возмужает он, доблесть явив, Примчится из края иранского Гив, Хосрова с собой увезет он в Иран, Туда, где прославленных витязей стан. Отвагой весь мир он повергнет к ногам, За гибель мою отомстит оп врагам». Гив молвил тогда: «Предводитель мужей! ⁹⁸²⁰ Свидетельство где благодати твоей? Тот знак, что имел Сиавуш на руке, Чернел, словно капля смолы на цветке. Ты царскую руку, прошу, обнажи, Ты знак свой наследственный мне покажи». Взглянуть на предплечье воителю дал Владыка, и пятнышко Гив увидал. Ещё со времен Кей-Кобада оно Кеянскому роду в наследье дано. Склонился к ногам повелителя Гив, ⁹⁸³⁰ Заплакал, сердечную радость излив. Владыка в объятья бойца заключил, Его благодарственным словом почтил И стал об Иране затем вопрошать — Про шаха, Гудерза, Ростема и рать. «О мудрый властитель, — был Гива ответ, — Величьем своим осчастливишь ты свет. Когда б, посылающий благо и зло, Создатель мне рай подарил, на чело Венец возложил, во владенье отдав ⁹⁸⁴⁰ Все семь поднебесных великих держав — Я б так не сиял, о владыка владык, Как ныне, увидев твой царственный лик. Гадают в Иране: вернётся ли Гив? Сожжён иль закопан, иль всё еще жив... Увы, Сиавуша в живых не узрел, Не смог облегчить я страдальца удел... Но труд не напрасен был, небу хвала! Меня на чужбине удача ждала». Выходят они на дорогу вдвоём, ⁹⁸⁵⁰ Вновь царь вопрошает о деде своём, И как на чужбине воитель блуждал, Как жажду и голод в пути утолял? Гив шаху поведал о знаменьи том, Что послано было Гудерзу Творцом. Как сам он скитался в Туране семь лет, Каких натерпелся лишений и бед. Поведал, что плачет о сыне Кавус, Что сгорбил властителя старости груз, Что блеска былого лишился дворец . ⁹⁸⁶⁰ И, верно, уж ныне разрушен вконец... Взор юноши скорбным зажёгся огнем; Он Гиву промолвил, жалея о нем: «Муж славный! За всё, что ты выстрадал тут, Тебя и награды и почести ждут. Веди же в Иран, замени мне отца. Законом да будет нам воля Творца!».

366

9755 Народная поговорка, символ безнадежного дела: «[Круглые] орехи на [покатой] кровле-куполе». Широко известна в литературе по «Голестану» Саади.