Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Итак, на петербургском небосклон не было видимой пелены контр-революціонных настроеній, а по утвержденію арестованной престарлой гр. Клейнмихель, находившейся в Таврическом дворц в момент великокняжеской демонстраціи, "революціонная осанка" представителя императорской фамиліи даже "восхищала" солдат[88]. Но... "тут вдруг посыпались фантастичеcкія, непонятныя извстія из цлаго ряда полков, — вспоминает Эигельгардт, — о том, что офицеры запирают солдат в казармах, отбирают оружіе, заставляют присягать на врность старому порядку. Был отправлен ген. штаба полк. Балобан в Егерскій полк, чтобы выяснить там положеніе вещей, кор. Гуровскій и еще нсколько офицеров отправились в другіе полки для проврки свдній и для успокоенія солдат". Посланные принесли успокоительныя извстія, но "с другой стороны, ко мн по-прежнему прибгали солдаты, взволнованные и, видимо, убжденные, докладывали о контр-революціонных выступленіях офицеров... Было несомннно, что тут была типичная провокація, и что провокація имла успх". Энгельгардт доложил думскому комитету о распространившихся слухах я о возможных эксцессах (мемуарист относит свое сообщеніе на вечер 1 марта), и было ршено для успокоенія солдат издать приказ о недопустимости отбиранія у них оружія. Упомянув о слухах, которые были проврены и оказались ложными, временный командующій революціонной арміей объявил, что "будут приняты самыя ршительныя мры к недопущенію подобных дйствій, вплоть до разстрлов"... Очень знаменательно, что угроза "разстрлом" раздалась впервые со стороны Временнаго Комитета[89]. Она свидтельствовала о той неизбжной двойственности, которой отмчалась дятельность военной Комиссіи — с одной стороны, попытка внести успокоеніе, с другой — нервный страх перед неликвидированными еще силами стараго порядка.
Были
Среди подобных слухов могли быть и слухи, вовсе не провокаціонные о попытках разоруженія. Трудно, однако, представить себ, чтобы в обстановк 28-го, а тм боле перваго, подобные случаи реально могли имть мсто. Современники не зафиксировали ни одного конкретнаго случая, и послдующія сообщенія повторяют лишь голословныя предположенія, высказанныя Стендовым 30-го марта: "нкоторые офицеры, очевидно, сторонники стараго режима, начали разоружать солдат". При этом произошли эксцессы. Слухи в гораздо большей степени могли возникнуть в связи с отдльными распоряженіями военной комиссіи, имвшими цлью "возстановленіе порядка". Не надо забывать, что это был лишь второй день революціи, а для периферіи в сущности первый[90]. В то время, как думскіе представители в Таврическом дворц, призывая солдатскія команды сорганизоваться и объединиться с офицерами под думским флагом, указывали на опасность, которая грозит еще революціи, военная комиссія или отдльные ея представители одновременно разсылали "приказанія" в род того, которое было дано, напр., прап. Пикоку, адъютанту квартировавшаго в Красном Сел полка ("приказаніе" от 1 марта за подписью Энгельгардта): предписывалось передать "нижним чинам", оставшимся в Красном, чтобы они "никуда из расположенія полка не двигались и с особым усердіем немедленно приступили бы к занятіям". Такія "приказанія" могли быть в это время цлесообразными в отношеніи таких привилегированных военно-учебных заведеній, как пажескій корпус ("приказаніе" 28 фев.) и нкоторыя военныя училища (которым не вполн довряли)[91], — учебныя занятія "в полном нормальном порядк" спасали училища от возможных эксцессов. Совсм по иному подобные приказы в "разгар возстанія" могли отлагаться в солдатской психик, — особенно, если они не совсм удачно формулировались в привычных терминах полицейскаго режима; напр., "дозорам", назначенным от Преображенскаго полка, 1 марта вмнялось в обязанность ''разгонять различныя сборища на улицах" (приказ командира батальона "во исполненіе распоряженія Временного Комитета охраны гор. Петрограда" с помткой: "не подлежит оглашенію". В царившем хаос каждый член отдавал (нердко самостоятельно) "приказанія" на различных офиціальных бланках — отсюда и рзкія противорчія. Впослдствіи военная комиссія в офиціальном отчет представляла свою дятельность вполн послдовательной и планомрной. Конечно, это было не совсм так в первые дни[92].
Расхожденіе между двумя политическими секторами должно было сказываться в самом подход к вопросу о "возстановленіи порядка", расхожденіе, которое Энгельгардт в воспоминаніях опредлил так: "говорить нечего, что для конституціоналистов и постепеновцев, членов прогрессивнаго блока, дальнйшее "углубленіе" революціи уже было не нужно 28 февраля". И тм не мене я побоялся бы, не нарушая исторической перспективы, рзко противопоставить в данном случа политику "думскую" политик "совтской", как это длают вс мемуаристы лваго сектора. Вот примр. Анализируя слова, с которыми Милюков 28-го обращался к воинским частям, Суханов отмчает проницательность того, кто "не в примр своей думской периферіи умл смотрть в корень" и в "первый же момент революціи", "еще до выясненія позиціи Совта", поставил "ребром будущій роковой вопрос о двоевластіи". Милюков, призывая подчиняться единой власти — Временному Комитету — указывал, дйствительно, на опасность двоевластія (слова его были воспроизведены в "Извстіях" журналистов). Между тм, едва ли имется сомнніе в том, что в своих опасеніях оратор был далек от мысли бросить "яблоко раздора" и отгораживаться от политики Совта, о настроеніи котораго он был мало освдомлен, и который в первые дни не претендовал на власть; говоря о двоевластіи, Милюков имл в виду еще не ликвидированную старую власть, — это вытекает из контекста всх его рчей. Суханов заключает: "с утра 28-го по всему фронту праваго крыла уже шла атака на гарнизон с кличем: "возвращайтесь спокойно в казармы, подчиняйтесь офицерам, подчиненным Гос. Дум и не слушайтесь никого больше, опасаясь двоевластія". Было ясно "нашему Исп. Ком... предстояло немедленно принять мры к постановк агитаціоннаго дла... среди гарнизона... и немедленно озаботиться производством выборов во всх воинских частях в Совт Р. Д.". Итак, послдующая совтская политика, одним из звеньев которой было изданіе "приказа № 1", изображается в вид сознательнаго противодйствія политик думской. Согласиться с этим без очень существенных оговорок нельзя. Нсколько, быть может, сусально зарисованная картина, на которой изображен член Гос. Думы октябрист свящ. Петров, из вестибюля Таврическаго дворца благословляющій 28 февраля подходящія воинскія части, и соц. дем. Чхеидзе, на колнях "с восторгом" цлующій, как символ побдившей революціи, красное знамя, выхваченное из рук солдат Инженернаго батальона, пришедшаго одним из первых "с офицерами" и "оркестром музыки" (воспоминанія Станкевича) — в большой степени даст представленіе о подлинном господствовавшем тогда настроеніи...
"Знаменитый приказ Родзянко", изданный "без вдома значительной части членов даже думскаго комитета", утверждал Стеклов в доклад 30 марта, — привел к эксцессам. "Мы первые скорбили о смертях и насиліях", — говорил Стеклов: "Мы никогда не призывали к кровопролитію и убійствам. Наоборот, всм всом своего авторитета мы старались воздйствовать против этих эксцессов... Мы не могли не видть, что армію толкают на эксцессы, что народ призывают к насилію этим, в лучшем случа, неосторожным политическим актом, неразумность котораго не мог сразу оцнить его автор. Я должен сказать, что думскій комитет поспшил взять обратно и уничтожить приказ[93], но яблоко раздора было брошено: оказалось, не только революція, но и права солдата не обезпечены, и здсь стихійно вылилось... бурное стремленіе солдат как-нибудь оформить свои права". Эксцессы, вызванные "приказом" Родзянко и попытками разоруженія гарнизона (или только "провокаціонными" слухами), остаются неуловимыми и, думается, они должны в большей степени быть отнесены за счет позднйшей придуманной аргументами, объяснявшей т, скоре все же единичные факты революціоннаго насилія над отдльными офицерами, которые имли мсто в Петербург в дни 28 февраля и перваго марта. В наличности у гарнизона оставалось напряженное, болзненно-взвинченное самочувствіе, всегда грозное в обстановк угрожающей демагогіи, — как бы в преддверіи возможных эксцессов... Нельзя не поврить тому, что большинство членов Исп. Ком., как и люди, засдавшіе в думском комитет, были чрезвычайно обезпокоены, поступившими из Кронштадта в утренніе часы перваго марта извстіями с происходивших там насиліях над офицерами. "Кронштадтскія избіенія, — пишет Суханов, — могли вылиться в безудержную и гибельную стихійную бурю". Тогда же было ршено в Исп. Ком. немедленно опубликовать воззваніе к солдатам с протестом против самосуда, с призывом установить "контакт" между солдатами и офицерами революціонной арміи, с указаніем на присоединеніе офицерской массы к революціи и на безопасность ея для "солдатской вольницы в новых условіях"
В такой атмосфер и родился "приказ № 1". "Совтскіе" мемуаристы довольно однородно разсказывают, как выработаны были основныя положенія, вошедшія в текст приказа. Происходило это на дневном общем собраніи Совта перваго марта, когда Совт с учрежденіем "солдатской секціи" превратился в представительство не только рабочих, но и солдатских депутатов. Объединеніе явилось естественным результатом событій и не может быть поставлено в зависимость
Совершенно естественно на первом общем собраніи Совта с делегатами от воинских частей был поставлен на обсужденіе волновавшій гарнизон "солдатскій" вопрос: о предлах компетенціи военной комиссіи, о выдач оружія, об отношеніи к возвращающимся офицерам и т. п. В результат совщанія, происходившаго под предсдательством вездсущаго Соколова, были приняты положенія, формулированныя, занимавшим отнюдь не крайнюю позицію с. д. Кливинским, одним из ближайших сотрудников газеты "День":
1. "немедленно предложить тов. солдатам не выдавать оружія никому.
2. ...немедленно избрать представителей в Совт солд. и раб. депутатов по одному на каждую роту.
3. предложить тов. солдатам подчиняться при своих политических выступленіях только Совту Р. и С. Д.;
4. предложить тов. солдатам, подчиняясь во фронт офицерам, вмст с тм считать их вн фронта равноправными гражданами".
Засданіе не протекало в атмосфер какой-то особой непримиримости и враждебности. Разработка и окончательное редактированіе положеній, установленных на совщаніи, были поручены комиссіи, куда вошли представители солдат, дополнительно избранные в Исполнительный Комитет. Суханов, мало интересовавшійся тм, что длается на безотвтственном "митинг", каким в его глазах являлось общее собраніе, и занятый, как мы знаем, в это именно время в Исп. Ком. выясненіем основной политической линіи совтской демократіи, "лишь походя" мог наблюдать картину, как писался текст будущаго "приказа № 1"; "за письменным столом сидл Н. Д. Соколов и писал. Его со всх сторон облпили сидвшіе, стоявшіе и наваливавшіеся солдаты и не то диктовали, не то подсказывали Соколову то, что он писал". "Приказ этот был в полном смысл продуктом народнаго творчества" — заключает Суханов. Заключеніе это стало общим мстом, и его любили повторять т, кто хотл снять отвтственность за "приказ № 1" с дятелей Исп. Ком. "И если среди всх актов Совта Р. и С. Д., если среди всх документов, носящих подпись Исп. Ком. — докладывал Стеклов в Совщаніи Совтов, — имется какой-либо, который был подлинным творчеством народных масс, то это был приказ № 1, выработанный солдатскими депутатами, пришедшими с улицы и из революціонных казарм; это настолько был акт творчества этих масс, что большинство членов И. К.... узнали об этом акт, когда он был уже напечатан". И всетаки это, конечно, не совсм так — уже потому, что "представители солдат", "товарищи" Садовскій, Падерин, Линде, Кудрявцев и др. (не говоря уже о прис. пов. Соколов, который, по мннію Суханова, был лишь "техническим выполнителем предначертаній самих масс"), были партійными людьми — нкоторые из них были враждебны согласительной политик, доминировавшей в руководящем центр Исп. Ком.[94].
Общія "положенія", принятыя в Совт, значительно заострились в конкретной формулировки "редакціонной" комиссіи. Вопрос о невыдач оружія был формулирован так: "всякаго рода оружіе... должно находиться в распоряженіи и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случа не выдаваться офицерам даже по их требованіям". Текст о подчиненіи гарнизона Совту в политических выступленіях получил добавленіе: "Приказы военной комиссіи Гос. Думы слдует исполнять за исключеніем тх случаев, когда они противорчат приказам и постановленіям Совта Р. и С. Д.". Положеніе о подчиненіи "во фронт офицерам" и о гражданском равноправіи "вн фронта" формулировано было слдующим образом: "в строю и при отправленіи служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую военную дисциплину, но вн службы и строя в своей политической общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в правах, коими пользуются вс граждане". Пункт этот добавлялся указаніем, что "обязательное отданіе чести вн службы отмняется"; "равным образом отмняется титулованіе офицеров", "воспрещается обращеніе к солдатам на "ты" и т. д. Вводный первый пункт устанавливал немедленное учрежденіе комитетов "из выборных представителей от нижних чинов" "во всх ротах, батальонах, полках.,., отдльных служб... разнаго рода военных управленіях и на судах военнаго флота". На этот абзац надлежит обратить особое вниманіе, ибо впослдствіи со стороны тх, кто в "приказ № 1" видл первооснову разложенія арміи, шли настойчнвыя утвержденія, что приказ устанавливал выборность офицерскаго состава. Нам придется ниже вернуться к "приказу № 1" и давать его оцнку по существу в связи с правительственными попытками реформировать уклад арміи. Сейчас боле интересна для нас формальная сторона вопроса. Между совтскими мемуаристами получилось существенное расхожденіе в опредленіи пути офиціальнаго прохожденія по инстанціям приказа. Суханов, как и Стеклов, утверждает, что Исп. Ком. познакомился с подлинным содержаніем злополучнаго документа только на другой день из текста, напечатаннаго в "Извстіях". По иному излагает, как непосредственный свидтель, Шляпников. Он подчеркивает, что члены Исп. Ком. не вмшивались в техническую работу редакціонной комиссіи, но по окончаніи работы текст был оглашен Соколовым в Исп. Ком.. Ни одного припципіальнаго возраженія не была представлено, и "той же групп товарищей" было предложено провести "приказ" на собраніи Совта, еще не разошедшагося, хотя время было "под вечер". Текст был заслушан. "Солдаты были вн себя от восторга"... Если даже допустить, что память мемуариста точно и объективно воспроизвела обстановку формальнаго принятія "приказа № 1", все же довольно ясно, что текст был принят в порядк простой митинговой резолюціи и не подвергся предварительному разсмотрнію по существу в исполнительном орган Совта. Этот роковой в нкоторых отношеніях документ исторіи революціи прошел фуксом, как и многія другія отвтственныя ршенія в т дни. Творцы его, загипнотизированные текущей столичной дйствительностью, едва ли серьезно задумывались о завтрашнем дн. Врно в этом отношеніи опредлил суть дла ген. Алексев на московском августовском государственном совщаніи, — он сказал: — "Говорят, что этот акт отвчал моменту. Может быть. Но отвчал ли он милліонам моментов будущаго, через которые должна пройти наша родина? Безпристрастная исторія в очень скором времени укажет мсто и этому акту: явился ли этот акт актом государственнаго недоразумнія или актом государственнаго преступленія"...
Остается открытым, быть может, самый важный вопрос, — по чьей иниціатив совтской резолюціи была придана вншняя форма "приказа", — вдь именно это, создав прецедент, оказалось чревато своими послдствіями. В воспоминаніях Энгельгардта имется чрезвычайно интересное поясненіе, фактическая сторона котораго могла бы быть заподозрна в силу очевидных неточностей, если бы в архивных документах Временнаго Комитета не сохранилась аналогичная тогдашняя запись б. предсдателя военной комиссіи. Сообщив о своем объявленіи, грозившем разстрлами офицерам за контр-революціонныя дянія, Энгельгардт продолжает: "Засданіе Врем, Ком. продолжалось (дло было "поздно вечером"), когда доложили, что явилась депутація от воинских частей петроградскаго гарнизона. Дйствительно, собралось человк 20-25 солдат, из коих нкоторые предъявили удостовреніе в том, что они выбраны представителями своих полков[95]. Они единодушно заявили, что солдаты утратили довріе к офицерам, которые с первых минут революціи покинули их и заняли неопредленную выжидательную позицію. В виду этого пославшіе их части требуют изданія правил об избраніи офицеров, предоставленія солдатам контроля над всми хозяйственно-операціонными частями и установленія новых взаимоотношеній между начальниками и нижними чинами[96]. Я поспшил сообщить об этом Родзянко и Гучкову[97]. Они самым категорическим образом протестовали против изгнанія чего-либо подобнаго и поручили мн так или иначе спровадить, прибывшую депутацію, успокоив ее заявленіем, что в ближайшем будущем будет создана особая комиссія... Успокоив этим заявленіем солдат, я вернулся в помщеніе Врем. Ком., гд уже не застал Гучкова, — он отправился на вокзал, чтобы хать в Псков к Царю. Вскор меня вызвали вновь в корридор. Ко мн подошел довольно распущеннаго вида солдат, который отрекомендовался членом Совта Р. Д. — "К вам являлись представители цлаго ряда частей с просьбой выработать новыя правила воинской дисциплины", — сказал он. "Совт Р. Д. очень заинтересован этим вопросом и предлагает Врем. Комитету разработать его совмстно"[98]. Я возразил ему, что Врем. Ком. Г. Д. находит опубликованіе таких правил недопустимым. "Тм лучше", — отвтил он мн: — "сами напишем". На слдующій день между двумя и четырьмя часами дня на стнах Петрограда появился знаменитый "приказ № 1".