Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

КАСПИЙСКОЕ МОРЕ

Перевод М. Павловой

Из горизонта в горизонт бежит лиловых волн орда, бежит каспийская вода. И Каспий говорит с песком ветров знакомым языком, он говорит и весь кипит… Кто сказал, черт возьми, что Каспий — озеро, что в нем вода мертва, морская праздная вода, где волн лиловая орда? В Каспийском море друг плывет… Э-э-эй, враг плывет… Волна — гора, челнок — джейран, волна — арык, челнок — ведро. Подлетит челнок, отлетит челнок, упадет с хребта одного коня и опять взлетит на коня челнок! И туркмен-рыбак, скрестив ноги, сидит, за рулем следит, на башке папаха черным-черна, не папаха, нет, — взял барана он и, вспоров живот, на себя надел… Шерсть барана черна, на бровях она… Подлетит

челнок, отлетит челнок, и рыбак в челне, как туркменский божок, скрестив ноги, сидит, за рулем следит, но не думай, что волнам покорен он, он уверен в себе, он — как идол каменный в челноке, как божок, сердит, за рулем сидит, на волну не глядит, в борт челна волна, расколовшись, стучит… Подлетит челнок, отлетит челнок, упадет с хребта одного коня и опять взлетит на коня челнок… «Эй, гляди, как вихрь подгоняет челн! Берегись коварства каспийских волн, ты смотри, чтоб ветер не наделал бед!..» Черт с ним, с ветром, — пусть! Нам один закон! Пусть злит ветер орду оголтелых волн — кто на море рожден, в нем погибнет он! Подлетит челнок, отлетит челнок, подлетит челнок… отлетит челн… вверх… вниз… челн…

КАК КЕРЕМ [173]

Перевод Л. Мартынова

Здесь воздух давит, как свинец. Кричу, кричу, кричу: — Идите! — людям я кричу, — Свинец расплавить я хочу!— Он говорит: — Зачем кричишь? Себя ты в пепел превратишь! Вот, как Керем, сгоришь, сгоришь! Здесь много бед. Подмоги нет. Оглохли уши у сердец. Здесь воздух давит, как свинец. — Я говорю в ответ ему: — Пусть, как Керем, сгорю, сгорю! Ведь если я гореть не буду и если ты гореть не будешь, и если мы гореть не будем, так кто же здесь рассеет тьму? Здесь воздух, как земля, тяжел. Здесь воздух давит, как свинец. — Кричу, кричу, кричу, кричу: — Идите! — людям я кричу. — Свинец расплавить я хочу!

173

Керем — легендарный возлюбленный Аслы, по преданию, сгоревший в огне.

ВЕЛИКАН С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ

Перевод Д. Самойлова

Был великан с голубыми глазами, он любил женщину маленького роста. А ей все время в мечтах являлся маленький дом, где растет под окном цветущая жимолость. Великан любил, как любят великаны, он к большой работе тянулся руками и построить не мог ей теремок — маленький дом, где растет под окном цветущая жимолость. Был великан с голубыми глазами, он любил женщину маленького роста. А она устала идти с ним рядом дорогой великанов, ей захотелось отдохнуть в уютном домике с садом. — Прощай! — сказала она голубым глазам. И ее увел состоятельный карлик в маленький дом, где растет под окном цветущая жимолость. И великан понимает теперь, что любовь великана не упрятать в маленький дом, где растет под окном цветущая жимолость.

* * *

«Самое лучшее море…»

Перевод Б. Слуцкого

Самое лучшее море: то, где еще не плавал. Самый лучший ребенок: тот, что еще не вырос. Самые лучшие дни нашей жизни: те, что еще не прожиты. И самое прекрасное из сказанных тебе слов: то, что я еще скажу…

ДОН-КИХОТ

Перевод Д. Самойлова

Рыцарь бессмертной юности В пятьдесят расслышал разум, что бьется в груди, И в июльское утро пошел воевать За истину, красоту и добро. Перед ним — мир, полный глупых, зазнавшихся чудищ, Под ним — Росинант, печальный и храбрый. Я знаю, если тебя одолела тоска, Если сердце весит кило и тысячу грамм, Ничего не поделаешь, друг Дон-Кихот, все равно отправишься к ветрякам. Ты прав, Дульцинея прекраснее всех, И ты это крикнешь в лицо торгашам, И тебя швырнут наземь и оттузят, Но, рыцарь нашей жажды, ты непобедим, Ты будешь гореть в своих тяжелых латах, И станет Дульцинея прекраснее во сто крат.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЮНЕВВЕР

Перевод

М. Павловой

Листья и ветки — ало и зелено, милая, нам расставаться не велено. Зеленое — алому, листья — плодам, я больше тебя никому не отдам. ЯПОНСКИЙ РЫБАК Японский рыбак был молод и смел, был облаком в море убит рыбак. Его земляк эту песню мне спел. …Был желтый вечер. Зажгли маяк. Поймали рыбу, кто съест — умрет, и кто коснется нас — умрет. Как черный гроб, плывет баркас, кто вступит на баркас — умрет. Поймали рыбу, кто съест — умрет, умрет не сразу, нет, — на нем гнить будет мясо день за днем… Поймали рыбу, кто съест — умрет. И кто коснется нас — умрет, коснется наших рук простых, омытых солью волн морских. И кто коснется нас — умрет, умрет не сразу, нет, — на нем гнить будет мясо день за днем. И кто коснется нас — умрет. Любовь моя, меня забудь! Как черный гроб, плывет баркас, кто вступит на баркас — умрет, упало облако на нас… Любовь моя, меня забудь! Не обнимай — ношу змею, она вкрадется в грудь твою… Любовь моя, меня забудь! Как черный гроб, плывет баркас, любовь моя, меня забудь! Наш сын родится без отца, гнилей протухшего яйца… Как черный гроб, плывет баркас, качая мертвую траву… О люди! Где вы? Вас зову! Я вас зову!

* * *

«Я устал, капитан, и меня ты не жди…»

Перевод Д. Самойлова

Я устал, капитан, и меня ты не жди, а в журнал судовой пусть пишет другой. Минареты, чинары и порт впереди. Не со мной приплывешь ты в порт голубой.

* * *

«Растет во мне дерево, — вы увидеть его могли бы…»

Перевод Д. Самойлова

Растет во мне дерево, — вы увидеть его могли бы, — оно происходит от солнца и к солнцу стремится, качаются его листья, как огненные рыбы, а плоды щебечут, как веселые птицы. На звезду, которая плавает во мне, давно спустились путешественники из ракет, говорящие на языке, что снится во сне, на котором приказа и просьбы нет. Во мне есть белая дорога, муравьи волочат зернышки и палки, по ней праздничных машин проезжает много и не встречаются катафалки. Во мне время стоит, как вода, благоухает, как цветок на груди, а мне наплевать, что сегодня — пятница или среда, что большее позади, а меньшее впереди.

ДВЕ ЛЮБВИ

Перевод А. Ибрагимова

Двух женщин не любят одновременно? Неправда. Такое бывает. В городе измороси ледяной лежу на кровати в гостинице. По потолку надо мной грузовиков тяжелей тучи, вижу, ползут. Справа вдали высится дом в сто, может быть, этажей, над ним — золотая игла. По потолку надо мной, вижу, ползут облачка, как баржи — арбузами, солнцем груженные. Взгляд обрати к окну — и запляшут отблески вод на лице. Где я сейчас: на речном берегу или у моря? Рядом, в цветистой росписи, поднос — не пойму, что на нем: клубника ли, черный тут? На лугу ли я, среди нарциссов, в березовой роще заснеженной? Смеются и плачут две женщины на двух языках. Любимые, как вы встретились? Ведь вы незнакомы друг с другом. Где наше свиданье, скажите: на площади Баязита [174] , в парке ли Горького? В городе измороси ледяной лежу на кровати в гостинице. Глаза покалывает слегка. Мелодия слышится издалека: вначале — баян, за баяном — ут [175] . В сердце, разорванном пополам, по двум городам тоска. Вскочить бы с постели и под дождем на вокзал. — Эй, машинист, отвези меня, брат. — Но куда?

174

Площадь Баязита — площадь в Стамбуле.

175

Ут — турецкий национальный струнный инструмент.

БАКУ НОЧЬЮ

Перевод А. Ибрагимова

Ночью, к беззвездному морю, в кромешную темноту сбегает Баку — золотое пшеничное поле. Стою на горе, зернышки света лицо мое искололи, песне, тихой, как воды Босфора, я вторю. Стою на горе, уплывает, покачиваясь, на плоту, сердце, истерзанное разлукой, опережая воспоминанья, — плывет по беззвездному морю в кромешную темноту.