Обнаженная
Шрифт:
– Браво, донъ Маріано! Вы не забыли того, чему выучились въ Рим.
Бывая часто въ дом художника, Лопесъ де-Соса скоро обратилъ вниманіе на Милиту, которая отвчала его брачнымъ идеаламъ. За недостаткомъ лучшаго, онъ могъ удовлетвориться положеніемъ зятя Реновалеса. Вдобавокъ послдній слылъ за очень богатаго человка. Въ обществ не мало говорили о высокой цифр его заработка, и передъ художникомъ было еще много лтъ трудовой жизни, что должно было сильно увеличить его состояніе, единственною наслдницею котораго была дочь.
Лопесъ де-Соса сталъ ухаживать за Милитою, пустивъ въ ходъ вс свои чары. Онъ являлся каждый день въ новомъ костюм, подкатывая къ особняку то въ роскошномъ экипаж, то на одномъ изъ своихъ моторовъ.
А насмшливая Милита улыбалась и не выказывала предпочтенія ни одному изъ своихъ послонниковъ: Она была, повидимому, равнодушна къ обоимъ. Художника, бывшаго ея другомъ дтства, она приводила иной разъ въ отчаяніе, то унижая его своими насмшками, то привлекая полною откровенностью, какъ въ т давнія времена, когда они играли вмст. Но въ то же время ей нравилось изящество Лопеса де-Соса, и она весело смялась съ нимъ. Сольдевилья опасался даже, что они переписываются, какъ женихъ съ невстою.
Реновалесъ былъ въ восторг отъ того, какъ дочь водитъ за носъ обоихъ молодыхъ людей. Она была мальчишкой въ юбк; ее скоре можно было назвать мужчиной, чмъ обоихъ поклонниковъ.
– Я знаю ее, Пепе, – говорилъ Реновалесъ Котонеру. – Ей надо предоставить полную волю, Какъ только она выскажется въ пользу того или другого, придется сейчасъ же повнчать ихъ. Она не изъ тхъ, что ждутъ. Если мы не выдадимъ ее замужъ скоро и по ея желанію, то она способна удрать съ женихомъ.
Отецъ вполн понималъ желаніе Милиты поскоре выйти замужъ. Бдняжка видла много горя дома. Мать была вчно больна и изводила ее слезами, криками и нервными припадками; отецъ работалъ въ мастерской; единственною собесдницею служила ей противная Miss. Спасибо еще Лопесу де-Соса, что онъ увозилъ ихъ иногда кататься; головокружительная зда успокаивала немного нервы Хосефины.
Самъ Реновалесъ отдавалъ предпочтеніе своему ученику. Онъ любилъ его почти какъ родного сына, и вынесъ не мало сраженій, чтобы добиться для него стипендіи и наградъ. Правда, Сольдевилья огорчалъ его иногда мелочною измною, потому что, завоевавъ себ нкоторое имя въ области искусства, занялъ независимую позицію, расхваливая за спиною маэстро все, что онъ считалъ достойнымъ презрнія. Но даже при этихъ условіяхъ мысль о брак Сольдевилья съ Милитою была ему пріятна. Зять – художникъ, внуки – художники; родъ Реновалесъ продолжался бы въ династіи художниковъ, которые наполнили бы исторію блескомъ своей славы.
– Но знаешь, Пепе! Я боюсь, что двочка выберетъ другого. Она – настоящая женщина, а женщины цнятъ только то, что видятъ – здоровье, молодость.
И въ словахъ маэстро звучала нкоторая горечь, какъ будто мысли его были далеки отъ того, что онъ говорилъ.
Затмъ онъ заговаривалъ о заслугахъ Лопеса де-Соса, какъ будто тотъ усплъ окончательно втереться въ семью.
– Онъ – славный малый, не правда ли, Пепе? Немного глупъ для насъ и не можетъ говорить десять минутъ безъ того, чтобы мы не начали звать. Прекрасный человкъ… только не нашего круга.
Реновалесъ говорилъ съ нкоторымъ презрніемъ о крпкой, здоровой молодежи съ двственнымъ умомъ, чуждымъ всякой культуры. Эти люди брали радости жизни приступомъ. Что это ча народъ! Гимнастика, фехтованіе, футболъ, верховая зда, сумасшедшее катанье на автомобил – вотъ что заполняло все ихъ время. И вс – отъ королей до послднихъ бдныхъ мщанъ – предавались этимъ дтскимъ развлеченіямъ, какъ будто цль человческой
– Мы съ тобою были не такіе. Правда, Пепе? – говорилъ Реновалесъ, весело подмигивая другу. – Мы въ юности меньше заботились о своей вншности, но давали больше удовлетворенія физическимъ потребностямъ. Мы не были такъ чисты тломъ, но душа наша стремилась не къ моторамъ и къ первымъ призамъ, а къ возвышеннымъ идеаламъ.
Онъ снова заговаривалъ о молодомъ франт, пытавшемся втереться въ его семью, и насмхался надъ его направленіемъ.
– Если Милита отдастъ ему предпочтеніе, я не буду препятствовать этому браку. Главное тутъ, чтобы, молодые жили въ согласіи. Онъ – славный малый и пойдетъ подъ внецъ чуть ли не цломудреннымъ. Но боюсь какъ бы онъ не сталъ увлекаться посл медоваго мсяца снова своимъ спортомъ; бдная Милита приревнуетъ его тогда къ этимъ увлеченіямъ, которыя поглотятъ, кстати сказать, добрую часть ея состоянія.
Иной разъ, несмотря на то, что свтъ былъ еще хорошъ для работы, Реновалесъ отпускалъ натурщика, если таковой имлся на лицо, бросалъ кисть и выходилъ изъ мастерской, возвращаясь скоро въ пальто и шляп.
– Пепе, пойдемъ, прогуляемся.
Котонеръ прекрасно зналъ, куда вели эти прогулки.
Они шли вдоль ршетки парка Ретиро, спуспускались по улиц де Алькалй, медленно лавируя между группами гуляющихъ, изъ которыхъ нкоторые оборачивались и указывали собесдникамъ на маэстро. «Тотъ, что повыше, это художникъ Реновалесъ». Вскор Маріано съ нетерпніемъ ускорялъ шаги и переставалъ разговаривать; Котонеръ угрюмо слдовалъ за нимъ, мурлыкая сквозь зубы. Подходя къ площади, старый художникъ зналъ, что они сейчасъ разстанутся.
– До завтра, Пепе, мн въ эту сторону. Мн надо повидать графиню.
Однажды онъ не ограничился этимъ краткимъ объясненіемъ. Отойдя на нсколько шаговъ, онъ вернулся къ товарищу и произнесъ съ нкоторымъ колебаніемъ:
– Послушай-ка: если Хосефина спроситъ, куда я хожу, не говори ей ничего… Я знаю, что ты и самъ не болтаешь лишняго, но она постоянно на сторож. Я говорю теб это, чтобы избжать объясненій съ нею. Она и Конча не терпятъ другъ друга… Бабье дло!
II