Обнаженная
Шрифт:
Реновалесъ возмущался самимъ собою. Тщетно боролся онъ со своимъ увлеченіемъ, побуждавшимъ его ходить къ графин каждый вечеръ.
– He пойду больше туда, – говорилъ онъ съ бшенствомъ по возвращеніи домой. – Хороша моя роль тамъ! Подпваю въ хор старыхъ идіотовъ любовному дуэту. Подумаешь, стоитъ этого графиня!
Но на слдующій день онъ опять шелъ къ графин. Вс его надежды были основаны на претенціозно-гордомъ отношеніи Монтеверде къ графин, на презрніи, съ которымъ тотъ принималъ ея обожаніе. Эта кукла съ усами не могла не надость Конч, и тогда она обратится къ нему, къ мужчин.
Художникъ прекрасно понималъ происшедшую въ немъ перемну. Онъ сталъ другимъ и длалъ величайшія усилія, чтобы дома
Онъ былъ униженъ и оскорбленъ этимъ крахомъ. Имъ овладвала глухая злоба каждый разъ, какъ онъ сравнивалъ свои сдые волосы и глаза въ морщинахъ съ красивою мордочкою этого младенца-ученаго, сводившаго графиню съ ума. Ахъ, эти женщины! Чего стоилъ ихъ восторгъ и преклоненіе передъ наукою! Все это сплошная ложь. Он поклонялись таланту только подъ красивой, юношеской наружностью.
Упорный характеръ Реновалеса побуждалъ его длать все возможное, чтобы сломить сопротивленіе графини. Безъ малйшаго раскаянія вспоминалъ онъ о сцен съ женою ночью въ спальн и о презрительныхъ словахъ ея, предупреждавшихъ о невозможности успха у графини. Но презрніе Хосефины только подбодряло его упорне стремиться къ достиженію цли.
Конча одновременно отталкивала и привлекала его. Несомннно, что любовь художника льстила ея самолюбію. Она смялась надъ его объясненіями въ любви, обращая ихъ въ шутку и отвчая ему такимъже тономъ. «Будьте посерьезне, маэстро. Этотъ тонъ вамъ не подходитъ. Вы – великій человкъ, геній. Предоставьте лучше молодежи принимать видъ влюбленныхъ студентовъ». Но когда онъ, взбшенный тонкою ироніею, клялся мысленно, что не вернется къ графин никогда больше, она, повидимому, догадывалась объ этомъ, принимала ласковый тонъ и привлекала къ себ художника такою привтливостью, которая сулила ему скорый успхъ.
Если онъ чувствовалъ себя оскорбленнымъ и умолкалъ, она сама заговаривала о любви и о вчной страсти между людьми съ возвышеннымъ умомъ; эти чувства были основаны, по ея мннію, на единств мысли. И она не прерывала этихъ завлекательныхъ рчей, пока маэстро не проникался снова довріемъ къ ней и не предлагалъ ей опять своей любви, получая въ отвтъ добродушную и въ то же время насмшливую улыбку, словно онъ былъ большимъ, но неразумнымъ ребенкомъ.
Такъ жилъ маэстро, то окрыляемый надеждою, то впадая въ отчаяніе; Конча то привлекала, то отталкивала его, но онъ не могъ оторваться отъ этой женщины, какъ будто она заворожила его. Онъ искалъ, точно школьникъ, случая остаться съ нею наедин, выдумывалъ предлоги, чтобы являться къ ней въ неурочные часы, когда гости не приходили, и блднлъ отъ досады, заставая у нея доктора и замчая атмосферу неловкости и натянутости, которую создаетъ своимъ присутствіемъ всякій непрошенный, назойливый гость.
Слабая надежда встртиться съ графинею въ Монклоа и погулять съ нею наедин часъ или два, вдали отъ круга невыносимыхъ старичковъ, таявшихъ вокругъ нея отъ слюняваго обожанія, не давала ему покоя всю ночь и все слдующее утро, какъ будто онъ шелъ дйствительно на любовное свиданіе. Идти или нтъ? Можетъ-быть ея общаніе означало простую прихоть и было давно забыто? Реновалесъ написалъ письмо одному бывшему министру, съ котораго писалъ портретъ, съ просьбою не прізжать на сеансъ, и взялъ посл завтрака извозчика, прося гнать лошадь во всю мочь, словно онъ боялся опоздать.
Онъ прекрасно зналъ, что Конча прідетъ въ Монклоа не ране, чмъ черезъ нсколько часовъ, если явится вообще. Но сумасшедшее и совершенно неосновательное нетерпніе не давало ему покоя. Онъ воображалъ почему-то, что явившись раньше, онъ ускоритъ этимъ пріздъ графини.
Онъ вышелъ на площадку передъ маленькимъ дворцомъ Монклоа. Извозчикъ ухалъ обратно въ Мадридъ вверхъ по алле, конецъ которой терялся подъ сводомъ голыхъ деревьевъ.
Реновалесъ сталъ прогуливаться одинъ по площадк. Солнце сіяло на небольшомъ кусочк голубого неба, обрамленномъ густыми облаками. Всюду, куда не проникали лучи его, чувствовался рзкій холодъ. Тающій снгъ обильно капалъ съ втвей и стекалъ по стволамъ деревьевъ внизъ къ подножью ихъ. Лсъ плакалъ, казалось, отъ удовольствія подъ ласками солнца, уничтожавшаго послдніе остатки блой пелены.
Художника окружало величественное безмолвіе природы, предоставленной самой себ. Сосны качались подъ порывами втра, наполняя пространство звуками арфы. Площадка была окутана ледяною тнью деревьевъ. Наверху надъ фронтономъ дворца плавно кружились искавшіе солнца голуби вокругъ стараго флагштока и классическихъ бюстовъ, почернвшихъ отъ непогоды и времени. Уставъ летать, они опускались на балконы съ заржаввшими перилами и украшали старое зданіе букетами блыхъ перьевъ, придавая ему оригинальную прелесть. Посреди площадки находился фонтанъ въ вид мраморнаго лебедя съ задранною къ небу головою, изъ которой вздымалась большая струя воды, усиливая своимъ журчаньемъ впечатлніе ледяного холода, чувствовавшагося въ тни.
Реновалесъ гулялъ, давя въ тнистыхъ мстахъ тонкій ледъ, трещавшій подъ его ногами. Онъ подошелъ къ полукруглой желзной балюстрад, замыкающей площадку съ одной стороны. За ршеткою изъ черныхъ втвей, на которыхъ распускались первыя почки, виднлась на горизонт горная цпь Гуадаррамы – снжные призраки, сливавшіеся съ клубами облаковъ. Дале обозначались темныя, поросшія соснами вершины горъ Пардо, а слва склоны холмовъ, на которыхъ пробивалась первая травка, зеленая съ желтоватыми переливами.
У ногъ маэстро разстилались поля Монклоа, сады старинной разбивки, аллея вдоль рчки. По дорогамъ внизу катились роскошные экипажи. Солнце отражалось на ихъ лакированной поверхности, точно огненная кисть. Луга и молодая зелень лсовъ выглядли блестящими и чисто вымытыми отъ таянія снга. Нжная зелень всхъ тоновъ отъ темнаго до желтоватаго улыбалась изъ-подъ снга, чувствуя первыя ласки солнца. Вдали слышались частые ружейные выстрлы, раскатывавшіеся въ тихомъ пространств звучнымъ эхомъ. Это были охотники въ лсахъ Деревенскаго Домика. Среди темныхъ стволовъ деревьевъ, на зеленомъ фон луговъ сверкала вода подъ теплыми лучами солнца; то были небольшіе прудики, ручейки, лужи, образовавшіеся отъ таянія и блествшіе, словно огромные мечи, затерянные въ трав.
Реновалесъ почти не глядлъ на пейзажъ, который ничего не говорилъ сегодня его сердцу. Голова его была занята иными заботами. Онъ слдилъ глазами за приближающеюся изящною каретою и пошелъ ей навстрчу. Это Конча!.. Но карета прохала мимо, не останавливаясь и катясь медленно и величественно. Реновалесъ увидлъ въ окн фигуру старой, закутанной въ мха дамы съ впалыми глазами и искривленнымъ ртомъ. Голова ея покачивалась въ тактъ зд отъ старческой дряхлости. Карета удалилась по направленію къ маленькой церкви около дворца, и художникъ снова остался одинъ.