Обнаженная
Шрифт:
Нкоторые родственники доньи Эмиліи, мамаши Хосефины, оказывали ей помощь, но не деныами (это никогда), а избыткомъ своей роскоши, чтобы она и дочь могли представлять слабое подобіе довольства. Одни посылали имъ иногда свой экипажъ, чтобы прокатиться по алле Кастельяна и по парку Ретиро, гд он раскланивались съ катающимися пріятельницами; другіе давали имъ время отъ времени свою абонементную ложу въ Королевскомъ театр, въ дни неинтересныхъ представленій. Состраданіе не позволяло богатымъ родственникамъ забывать о матери и дочери и передъ семейными обдами и другими торжествами. «He забыть бы бдныхъ Торреалта…» И на слдующій день въ великосвтской хроник отмчались въ числ присутствовавшихъ на торжеств
Хосефина же, со своимъ инстинктомъ робкой двушки, повидимому, лучше матери понимала свое положеніе. Она спокойно сидла среди пожилыхъ дамъ, разршая себ лишь изрдка подходить къ молодымъ двушкамъ, которыя были ея школьными подругами, но относились къ ней теперь свысока, видя въ бдной Хосефин чтото въ род компаньонки, поднявшейся до ихъ высоты только по положенію покойнаго отца. Мать сердилась на нее за робость, требуя, чтобы она много танцовала, держала себя бойко и оживленно и отпускала шутки, хотя бы даже нсколько смлыя, чтобы мужчины повторяли ихъ и создали ей репутацію остроумной барышни.
Трудно врилось даже, чтобы она могда быть такимъ ничтожествомъ. И это дочь великаго человка, вокругъ котораго тснились люди, какъ только онъ входилъ въ первые салоны Европы! Это двушка, которая воспитывалась въ Париж въ Sacre Coeur, говорила по-англійски, знала немного по-нмецки и проводила цлые дни за книгою, когда не надо было передлывать старое платье или чистить перчатки! Что она о себ думаетъ? Видно, ей замужъ не хочется!.. Должно быть ей живется очень хорошо въ маленькой квартир въ третьемъ этаж, гд ихъ знатный родъ влачитъ свое жалкое существовованіе?
Хосефина грустно улыбалась. Выйти замужъ! Она была уврена, что не найдетъ жениха въ обществ, къ которому принадлежала. Вс знали, что она бдна. Молодежь искала въ салонахъ невстъ съ приданымъ. Если кто изъ молодыхъ людей и подходилъ къ Хосефин, привлеченный ея блдною красотою, то лишь для того, чтобы шепнуть ей на ухо дерзкія слова или попросить въ насмшку во время танцевъ ея руки, или предложить ей близкія отношенія съ чисто англійскою осторожностью – напримръ, флиртъ, безъ особенно дурныхъ послдствій, на который охотно идутъ двушки, желающія и сохранить двственность, и познать тайну физической любви, хотя бы въ извращенномъ вид.
Реновалесъ не могъ отдать себ отчета въ томъ, какъ началась его дружба съ Хосефиною. Можетъ-быть, здсь сыгралъ роль контрастъ между нимъ и маленькою женщиною, которая еле доходила ему до плеча и выглядла пятнадцатилтнею двочкою, когда ей минуло уже двадцать лтъ. Ея нжный голосъ ласкалъ его слухъ; ему было смшно подумать, что онъ можетъ обнять это хрупкое и граціозное тльце; ему казалось даже, что онъ раздавилъ бы его въ своихъ крпкихъ объятіяхъ, словно восковую куклу. Маріано искалъ Хосефину всегда въ салонахъ, гд появлялись мать съ дочерью, и проводилъ цлые вечера подл молодой двушки, охваченный чувствомъ братскаго доврія и желаніемъ сообщить ей всю свою жизнь, свое прошлое, свои надежды и труды, словно она была товарищемъ по профессіи. Хосефина слушала, глядя на него своими срыми, слегка улыбающимися глазами и утвердительно качая головою, хотя она не понимала всего, что онъ говорилъ; живой и открытый характеръ Маріано разливался,
Замтивъ ихъ дружескія отношенія, кто-то – можетъ-быть, подруга Хосефины – пустилъ ради насмшки слухъ, что художникъ – женихъ Хосефины Торреалта. Тогда только оба они поняли, что молча любятъ другъ друга. He братская дружба побуждала Реновалеса проходить по той улиц, гд жила Хосефина, и глядть вверхъ въ надежд увидть у окна ея стройную фигурку. Однажды въ дом герцогини, очутившись съ Хосефиною наедин въ корридор, Реновалесъ схватилъ ее за руку и такъ робко поднесъ руку къ губамъ, что он еле прикоснулись къ перчатк. Онъ самъ испугался этой дерзости, стыдясь своей силы и боясь причинить боль такому нжному и слабому созданію. Хосефина могла свободно положить конецъ этой дерзости самымъ слабымъ движеніемъ, но вмсто этого не только не отняла руки, а опустила голову и расплакалась.
– Какой вы добрый, Маріано!
Она чувствовала къ нему глубокую благодарность, встртивъ впервые искреннюю, хорошую любовь, и притомъ со стороны человка, который пользовался извстною славою и, избгая общества счастливыхъ женщинъ, обратился къ ней, робкой и всми забытой. Чувство любви, не находившее исхода во время одинокой и угнетенной жизни, накипло въ ея душ и излилось на Реновалеса. О, какою горячею взаимностью отвчала она тому, кто любилъ ее и вывелъ изъ тяжелаго состоянія прозябанія, поднявъ, благодаря своей сил и любви, до уровня презиравшихъ ее людей!
Знатная вдова де Торреалта возмутилась сперва, узнавъ о сдланномъ ея дочери предложеніи. «Сынъ кузнеца! Знаменитый дипломатъ незабвенной памяти!..» Но гордый протестъ какъ бы открылъ ей глаза на истинное положеніе вещей, и она вспомнила, сколько лтъ тщетно вывозила дочь въ свтъ. Дураки мужчины! Она подумала также о томъ, что знаменитый художникъ – важная персона, впомнила про статьи, посвященныя послдней картин Реновалеса, а главное, что было особенно убдительно для нея, приняла къ свднію богатства, сыпавшіяся на художниковъ заграницею, и сотни тысячъ франковъ, уплачиваемые за картинку, которую можно было унести подъ мышкой. Почему не могъ Реновалесъ попасть въ число этихъ счастливцевъ?..
Донья Эмилія начала приставать ко всмъ своимъ безчисленнымъ родственникамъ. У двочки не было отца, и они должны были замнить его теперь. Одни отвчали ей равнодушно. «Художникъ! Гм… Ну, что же?» давая ей понять, что такой мужъ былъ ничмъ не лучше таможеннаго досмотрщика. Другіе невольно оскорбляли ее своимъ плотнйшимъ одобреніемъ. «Реновалесъ? Художникъ съ великимъ будущимъ? Чего же теб еще? Ты должна радоваться, что онъ обратилъ вниманіе на твою дочь». Но убдительне всего былъ для доньи Эмиліи совтъ ея знатнаго родственника маркиза де Тарфе, котораго она уважала, какъ перваго человка въ государств, несомннно за то, что онъ былъ вчнымъ начальникомъ испанскихъ дипломатовъ, занимая чуть ли не каждые два года постъ министра иностранныхъ длъ.
– По-моему, это дло разумное, – сказалъ великій человкъ торопливо, такъ какъ его ждали въ сенат. – Это современный бракъ, а надо жить соотвтственно своему времени. Я – консерваторъ, но либеральный, очень либеральный и вполн современный человкъ. Я позабочусь о молодыхъ, мн нравится этотъ бракъ. Искусство соединяетъ свою славу съ великимъ историческимъ именемъ! Народная кровь поднимается, благодаря своимъ заслугамъ, до сліянія со старинною знатью.
Маркизъ де Тарфе, титулъ котораго не насчитывалъ и полувка, положилъ своею образною рчью сенатскаго оратора и общаніемъ позаботиться о молодыхъ конецъ колебаніямъ надменной вдовы. Она первая заговорила съ Реновалесомъ, понимая, насколько тяжело ему объясненіе съ матерью невсты, принадлежавшей не къ его кругу.