Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Тмъ хуже для него! Не твоя вдь будетъ вина, если въ общей свалк какой нибудь ловкій ударъ научитъ его, какъ полезна бываетъ иногда осторожность! Я по крайней мр не вижу въ томъ никакого неудобства.
— Да и я тоже! Впрочемъ, если припомнишь, еще когда я ршилъ, что Орфиза де Монлюсонъ должна перехать въ Парижъ, у меня въ ум ужь зарождалось нчто похожее.
— Значитъ, это дло ршеное, и я могу сказать своему капитану, чтобъ строилъ баттареи?
— По рукамъ, кавалеръ! дло не совсмъ то, правда, чистое, но вдь пословица гласитъ: ничмъ не рискуя, ничего и не выиграешь.
— За твое здоровье, герцогъ!
Лудеакъ осушилъ до послдней капли и красное, и блое вино изъ четырехъ бутылокъ и, поправивъ кулакомъ шляпу на голов, сказалъ въ заключеніе:
— Вотъ ты увидишь самъ сегодня вечеромъ, каковы бываютъ оруженосцы въ моемъ род.!
Къ началу представленія, блестящая толпа собралась въ отел Авраншъ, ярко горвшая безчисленными огнями. Внимательный наблюдатель могъ бы замтить, среди пышно разодтаго общества, сухаго, крпкаго и высокаго господина съ загорлымъ лицомъ, которое раздляли пополамъ длиннйшіе рыжіе усы съ заостренными концами. Одтый въ богатый костюмъ темнаго цвта и закутанный въ бархатный плащъ, онъ пробирался изрдка къ какимъ-то безмолвнымъ личностямъ, шепталъ имъ что на-ухо и вслдъ затмъ они разсыпались по саду или втирались въ толпу лакеевъ, толпившихся у дверей и по снямъ.
Высокій господинъ встртился разъ съ Лудеакомъ и, проходя мимо другъ друга, они быстро обмнялись нсколькими словами въ полголоса, посл чего Лудеакъ возвратился напвая за кулисы.
Графъ де Шиври, въ мавританскомъ костюм, ожидалъ только сигнала, чтобы выходить на сцену.
— Все идетъ хорошо, шепнулъ Лудеакъ, подойдя къ нему.
— Что вы говорите?… спросила Орфиза, окруженная еще двумя или тремя горничными, которыя то закалывали булавку въ кружевной бантъ, то поправляли гребнемъ упрямую буклю.
— Я говорю, что все идетъ отлично, отвчалъ Лудеакъ. Мн кажется, даже, что послдствія этого вечера превзойдутъ вс наши ожиданія.
Раздались три удара и спектакль начался.
Портной, къ которому обратился Гуго по рекомендаціи Цезаря де Шиври, отличился на славу. Такого чудеснаго испанскаго костюма никогда не встрчалось при двор Изабеллы и Фердинанда-католика. Одушевленный новостью своего положенія, яркимъ освщеніемъ залы, великолпіемъ нарядовъ, живой интригой самой пьесы, но особенно улыбкой и сіяющей красотой Орфизы, Монтестрюкъ игралъ съ такимъ жаромъ, что заслужилъ оглушительныя рукоплесканія. Была минута, когда, упавъ къ ногамъ взятой въ плнъ прекрасной инфанты, онъ клялся посвятить себя на ея освобожденіе съ такимъ увлеченіемъ, съ такимъ гордымъ и искреннимъ видомъ, что Орфиза забыла свою руку въ рук колнопреклоненнаго передъ ней юнаго мстителя. Все общество пришло въ восторгъ.
Успхъ этотъ Гуго раздлялъ впрочемъ съ принцессой Маміани, окутанной въ вышитое золотомъ покрывало и одтой въ усянное драгоцнными камнями платье султанши, обманутой своимъ повелителемъ. Въ одной сцен, гд она изливала свои страданія вслдствіе открытой внезапно неврности, она выразила жгучую ревность такимъ хватающимъ за душу голосомъ, что смло могла сравниться съ первоклассными трагическими актрисами. Слезы показались на глазахъ у зрителей.
Между тмъ таинственная личность, съ которой шептался Лудеакъ, скрывалась въ углу залы, въ тни драпировокъ. Глаза его сверкали какъ у хищной птицы.
Когда принцесса Маміани появилась на сцен, онъ вздрогнулъ и наклонился впередъ, какъ будто готовясь броситься.
— Она! она! прошепталъ онъ.
Лицо его странно поблднло, судорожная дрожь пробжала по всему тлу.
Она опять вышла на сцену и опять онъ вперилъ въ нее настойчиво-пристальный взоръ. Грудь его поднималась; онъ похожъ былъ на человка, передъ которымъ вдругъ появился призракъ.
Къ концу представленія Лудеакъ, уже кончившій свою роль, проскользнулъ къ нему. Незнакомецъ, самъ не сознавая, что длаетъ, схватилъ его за руку съ такой силой, что тотъ даже удивился.
— Кого я долженъ похитить, скажите, которую? спросилъ онъ глухимъ голосомъ. Эту брюнетку въ мавританскомъ костюм, у которой столько жемчугу и брильянтовъ въ черныхъ волосахъ?…
— Принцессу Маміани?
— Да!… да, принцессу Леонору Маміани!…
— Какъ! разв вы ее знаете?
Человкъ съ рыжими усами провелъ рукой по влажному лбу.
— Я встрчалъ ее прежде, во Флоренціи… но съ тхъ поръ случилось столько событій, что она мн представляется теперь вышедшею изъ царства тней!… Такъ не ее?
— Э! нтъ… другую…
— Ту, у которой голубой шарфъ?
— Да, блондинку, которая играетъ роль инфанты, — Орфизу де Монлюсонъ.
— А! произнесъ капитанъ со вздохомъ облегченія.
— Но что съ вами? Руки у васъ холодныя какъ мраморъ, а лицо — какъ будто покрыто снгомъ!
— Ничего… это часто бываетъ со мной въ закрытомъ мст, гд большая толпа… Это проходитъ обыкновенно на чистомъ воздух…
Онъ ужь сдлалъ-было шагъ впередъ, чтобъ уйдти, но, одумавшись, спросилъ еще:
— А какъ зовутъ этого молодаго человка въ розовомъ атласномъ костюм испанскаго кавалера?…
— Графъ де Шаржполь.
— Незнакомое имя… Голосъ, что-то такое въ наружности возбудило во мн давнія воспоминанія… Должно быть, я ошибаюсь.
Слова эти были прерваны громомъ рукоплесканій: представленіе кончилось, занавсъ опустился.
Незнакомецъ поправилъ на плечахъ плащъ и, приподнявъ портьеру, пошелъ въ садъ.
— Сейчасъ увидимся! крикнулъ ему Лудеакъ, между тмъ какъ зрители, отодвинувъ кресла и стулья, бросились на встрчу Орфиз де Монлюсонъ, показавшейся въ конц галлереи вмст съ графомъ де Шиври и съ Гуго.
Принцесса шла медленно въ сторон, опустивъ руки подъ золотымъ вуалемъ.
Толпа окружила Орфазу и осыпала ее похвалами, сравнивая ее съ богинями Олимпа. Дамы толпились вокругъ Гуго и поздравляли его съ успхомъ.
— Посмотрите, сказала одна, взглянувъ на него влажными глазами, вы заставили меня плакать.
— А я, сказала другая, должна признаться, что еслибы со мной заговорили такимъ языкомъ, съ такой страстной пылкостью, съ такимъ плнительнымъ жароть, мн было бы очень трудно устоять.