Обнаженная
Шрифт:
Котонеръ докладывалъ другу о своихъ хлопотахъ. Ровно въ десять часовъ утра прідетъ нунцій, монсеньоръ Орланди, большой пріятель его и очень важное лицо, несмотря на относительно молодые годы; Котонеръ познакомился съ нимъ въ Рим, когда тотъ былъ еще прелатомъ. Двухъ словъ художника было достаточно, чтобы нунцій оказалъ ему эту великую честь и повнчалъ дтей. Друзья всегда могутъ пригодиться. И папскій портретистъ, довольный, что можетъ выйти хоть не надолго изъ ничтожества, ходилъ по комнатамъ, дятельно распоряжаясь всмъ; маэстро слдовалъ за нимъ, одобряя распоряженія друга.
Въ одной мастерской поставили столы для завтрака и отвели мсто для оркестра. Остальныя комнаты были предназначены для пріема гостей. Все-ли
Но вдругъ Котонеръ, отступилъ въ ужас. Боже, какой недосмотръ! Счастье, что онъ углядлъ еще во время. Въ глубин мастерской, противъ алтаря, стоявшаго у самаго окна, красовалась ярко освщенная утреннимъ свтомъ, огромная, блая, обнаженная фигура женщины, закрывавшей одною рукою женскія тайны и прижимавшей другую руку къ груди. Это была Венера Медицейская, великолпная мраморная статуя, привезенная Реновалесомъ изъ Италіи. Языческая красавица бросала, казалось, вызовъ своею блестящею близною тусклому колориту священныхъ предметовъ, выставленныхъ напротивъ на алтар. Оба художника такъ привыкли къ этой стату, что прошли много разъ мимо, не обративъ на нее никакого вниманія, несмотря на то, что нагота ея выглядла боле дерзкою и торжествующею теперь, когда мастерская была обращена въ часовню.
Котонеръ расхохотался.
– Вотъ вышелъ бы скандалъ, если бы мы не замтили ея!.. Что сказали бы дамы! Мой другъ Орланди подумалъ бы, наврно, что ты сдлалъ зто намренно… онъ считаетъ тебя немного вольнодумцемъ. Ну-ка, голубчикъ, поищемъ, чмъ-бы закрыть эту даму.
Порывшись хорошенько въ безпорядк мастерскихъ, они нашли индійскую ситцевую тряпку съ изображеніями слоновъ и цвтовъ лотоса и накинули на голову богин, покрывъ ее до самыхъ ногъ. И въ такомъ загадочномъ вид осталась Венера стоять, точно сюрпризъ для приглашенныхъ.
Гости начали съзжаться. За ршеткою передъ особнякомъ слышалось ржанье лошадей и стукъ захлопываемыхъ дверецъ. Издали подкатывали все новые и новые экипажи. Въ вестибюл шуршали шелковыя платья, и лакеи разрывались на вс стороны, принимая верхнее платье, выдавая на него номерки, какъ въ театр, и вшая его въ комнат, обращенной въ раздвальню. Котонеръ командовалъ лакеями въ потертыхъ фракахъ, съ бакенбардами и бритыми усами. Реновалесъ же улыбался, изящно раскланиваясь на вс стороны, привтствуя дамъ, прізжавшихъ въ блыхъ или черныхъ мантильяхъ, и пожимая руки мужчинъ, изъ которыхъ многіе были въ блестящей форм.
Художникъ чувствовалъ себя растроганнымъ передъ этимъ наплывомъ важныхъ гостей, проходившихъ нсколько чопорно по его гостинымъ и мастерскимъ. Шуршанье юбокъ, шелестъ веровъ, привтствія гостей, похвалы его художественному вкусу сливались въ его ушахъ воедино, точно пріятная музыка. Вс являлись, сіяя отъ удовольствія быть на виду, какъ на парадныхъ представленіяхъ въ театр. Хорошая музыка, присутствіе нунція, приготовленія къ роскошному завтраку и увренность въ томъ, что имена, а можетъ-быть и портреты ихъ появятся на слдующій день въ какой-нибудь аристократической газет,
Среди элегантной, непрерывно колеблющейся и запрудившей весь особнякъ толпы виднлось нсколько человкъ молодожи, высоко поднимавшихъ фотографическіе аппараты для моментальныхъ снимковъ. Вс т, которые относились къ художнику не очень дружелюбно изъ-за высокихъ цнъ, содранныхъ имъ за портреты, великодушно прощали ему теперь эту алчность. Этотъ артистъ жилъ, какъ важный баринъ… А Реновалесъ ходилъ взадъ и впередъ, пожимая гостямъ руки, говоря любезности, разговаривая безсвязно и не зная, за что приняться. Попавъ на минутку въ вестибюль, онъ увидлъ уголокъ сада, залитаго солнцемъ и засаженнаго цвтами, а по другую сторону ршетки черную массу – веселую и восторженную толпу. Онъ вдохнулъ запахъ розъ и дамскихъ духовъ, и грудь его расширилась отъ пріятнаго наплыва оптимизма. Жизнь – великое дло! Бдная толпа за ршеткою напомнила ему о скромномъ происхожденіи. Боже мой! Какъ высоко онъ поднялся! Онъ чувствовалъ благодарность къ этимъ богатымъ бездльникамъ, поддерживавшимъ его благосостояніе, заботился о томъ, чтобы ни въ чемъ не было недостатка и постоянно приставалъ изъ-за этого къ Котонеру. Но тотъ отвчалъ ему дерзкимъ тономъ власть имущаго. Мсто Реновалеса тамъ, у приглашенныхъ. Нечего приставать къ нему, онъ и самъ знаетъ свое дло. И повертываясь спиною къ Маріано, онъ отдавалъ приказанія прислуг и указывалъ дорогу прізжающимъ, распознавая гостей съ перваго взгляда. «Пожалуйте, господа».
Пріхала группа музыкантовъ. Котонеръ направилъ ихъ по заднему корридору, чтобы они добрались до своихъ пюпитровъ, не толкаясь среди публики. Затмъ онъ выругалъ нсколькихъ поварятъ, привезшихъ послднія блюда къ завтраку слишкомъ поздно и проходившихъ среди нарядной толпы, высоко поднявъ надъ головами дамъ большія тростниковыя корзины.
Котонеръ покинулъ свой постъ только, когда на лстниц показалась шляпа съ золотыми кистями надъ блднымъ лицомъ, и затмъ шелковая ряса съ лиловыми пуговицамм и поясомъ и по обимъ сторонамъ рясы – дв другія, черныя и скромныя.
– О, монсиньоръ! Монсиньоръ Орланди! Здоровы-ли вы?
Котонеръ низко склонился и поцловалъ у него руку. Затмъ, съ тревогою справившись о его здоровь несмотря на то, что они видлись наканун, Котонеръ открылъ шествіе, прокладывая дорогу въ переполненныхъ гостями залахъ.
– Нунцій! Нунцій Его Святйшества!
Мужчины, какъ приличные люди, умющіе уважать высшую власть, перестали смяться и болтать съ дамами и склонились съ серьезнымъ видомъ, подхватывая блдную и красивую, точно у древней красавицы, руку нунція и прикладываясь губами къ огромному камню кольца. Дамы глядли влажными глазами на монсеньора Орланди, важнаго прелата, дипломата церкви, вышедшаго изъ старинной римской аристократіи, высокаго, худого брюнета съ мертвенно-блднымъ лицомъ и властными глазами, сверкавшими яркимъ блескомъ.
Въ движеніяхъ его была дерзкая, вызывающая гибкость, свойственная тореросамъ. Женскія губы съ жадностью прижимались къ его рук, а онъ оглядывалъ загадочнымъ взоромъ ряды прелестныхъ затылковъ, склонившихся на его пути. Котонеръ шелъ впереди, прокладывая дорогу, гордясь своею ролью и уваженіемъ, внушаемымъ публик его знаменитымъ пріятелемъ. Какое великое дло религія!..
Художникъ провелъ нунція облачаться въ уборную, гд одвались и раздвались модели, а самъ остался ждать снаружи, изъ чувства деликатности. Но къ нему ежеминутно подбгали живые, женственно-вертлявые молодые люди изъ свиты монсеньора, которые относились къ нему съ нкоторымъ уваженіемъ, воображая, что онъ важное лицо. Они звали сеньора Котонера, прося помочь имъ отыскать разныя вещи, присланныя монсеньоромъ наканун, пока художнику не надоли ихъ приставанія, и онъ не вошелъ тоже въ уборную, чтобы помочь своему знаменитому другу при облаченіи.